Баклан Свекольный - [58]

– И что почём? – перебивает Примакова.

Список идёт по кругу, каждый ставит «галочки» против интересующих его наименований. Федя от предложения отмахивается.

Пока идёт сбор заявок, в дверь заглядывает Лена Овчаренко:

– Федя, – громким шёпотом она отвлекает Бакланова от не известно, каких мыслей, – на пол-десятого в зал заседаний! Ты что, забыл?

– А-а… Ой, спасибо, Леночка. Иду.

Федя уходит, никого не уведомляя. Да и кому это надо? Все увлечены заказами на «что-нибудь поесть».

Черновик стихо так и остаётся на столе.

Датчане попросили Саврука организовать для них встречу с молодыми учёными. Перед собеседованием, назначенным на завтра, им хочется поближе узнать конкурсантов, из которых предстоит отобрать двух самых достойных.

Встречу планировали провести за час-полтора, но даже двух оказалось мало. Расходиться никому не хотелось, и не будь у гостей других дел, они общались бы с учёной молодёжью хоть до вечера.

Выйдя из зала заседаний, Федя и Лена обмениваются впечатлениями о встрече и загадывают, чем бы хотели заниматься, если их – а вдруг! – возьмут на стажировку. А почему нет? Оба проявили себя пристойно, задавали умные вопросы, английский у них в порядке, и вообще, сразили наповал этих иноземцев, да и «туземцев», как Баклан прозывает сотрудников НИИ.

Из зала, где проходила встреча, появляются юные датчанки Бента Ларсен и Марефа Квист в окружении стайки неугомонных претендентов на поездку. Пора бы и честь знать, а они всё умничают, особенно Ерышев и Гальчишин. Девушки не особенно жалуют их вниманием и доброжелательно машут Лене и Фёдору «хэй-хэй» (пока!). Белозубые улыбки, разумеется, предназначены Феде, цветущему от счастья: датчанки, да ещё такие симпатичные, улыбнулись ему ! Это не ускользает от внимания Лены, меняющейся в лице из-за привычной ревности.

Глядя вслед уходящим Бенте и Марефе, Бакланов замечает как бы между прочим:

– Ты знаешь, а и в самом деле было бы здорово попасть на эту стажировку.

Лена не удостаивает реплику вниманием и гнёт своё:

– Тебе, Федя, надо бы до поездки защититься.

– Лен, ты так говоришь, будто я уже еду, – удивляется Фёдор.

– А я уверена, что тебя возьмут, – настаивает она.

– Да тебя-то уж точно возьмут, а мне… – договорить он не успевает.

Из зала выходят профессор Педерсен и доктор Янсен, тоже в окружении кандидатов на поездку, в основном девушек. Больше всех тараторит Валя Зиновчук: английский у неё поставлен добротно.

Завидев Овчаренко и «Бакланоффа», профессора желают обоим «хорошего дня», хотя взгляды их обращены только к Лене.

– Ты знаешь Федь, – иронически замечает она, – я с тобой согласна: было бы очень здорово попасть на эту стажировку.

– Ясно, – улавливает Федя её сарказм, с улыбкой прибавляя, – счёт один-один.

– Но даже если не защитишься до поездки, – продолжает Лена прерванный разговор, – то всё равно тебе надо…

– Да ничего мне не надо, – перебивает Фёдор, – что мы всё о работе, да о работе? Лен, разве нам больше не о чем поговорить?

– Хорошо, – неохотно соглашается она, – поступай, как знаешь.

– Ну и славно, – Федя переходит к домашней заготовке, – я вот смотрю на тебя, Лен, и знаешь, тебе так идёт эта жёлтая кофточка!

– Ой, да ладно!

– Нет, на самом деле! Очень идёт! – Настаивает Фёдор и, придав себе задумчивый вид, изрекает отрепетированную фразу. – Вот гляжу я на тебя, и напрашиваются строки:

Не знаю, как там белый и зелёный,

Но жёлтый цвет как раз тебе к лицу.

Удивлённая Лена пожимает плечами:

– Хм, что это тебя, Феденька, на стихи пробило?

– А ты знаешь, чьи это строки? – спрашивает он пафосно и немного по-отечески.

– Хм-м, – задумывается Лена, – сам, что ли, написал?

– Ну, что ты, дорогая, куда мне!

Соблазнительно поводить за нос наивную девушку, но заученный ответ ему кажется более уместным, чем приписывание себе чужого авторства:

– Это стихи Николая Рубцова, русского поэта двадцатого века. Прожил он всего тридцать пять лет. А знаешь, у него есть пророческое стихотворение «Я умру в крещенские морозы». И не стало его как раз на Крещение, в самое девятнадцатое января. Как видишь, предсказал дату собственной смерти.

На этом его познания о поэте исчерпываются, и, во избежание расспросов, Бакланов спешит откланяться:

– Ладно, Леночка, извини. Мне ещё к Марселю.

Так сотрудники между собой прозвали замдиректора по науке Виталия Титовича, обладателя необычной двойной фамилии Марсель-Краковяк.

– Пока! – не оборачиваясь, на ходу бросает Фёдя.

– Пока-пока, – вполголоса гундосит Лена, удивлённым взглядом провожая «знатока поэзии». Тот исчезает за углом коридора, и в самом деле ведущего в приёмную Марселя.

Ни к какому замдиректора Фёдор и не собирался, но надо было найти отмазку, чтобы не оставаться. Да и зачем? Цель достигнута: высказал нечто малоизвестное, удивил, впечатлил и – прочь, дабы не углубляться в им же затронутую тему.

По пути к себе Федя встречает Вику, переводчицу из отдела внешних связей. Какая досада! На ней – ничего жёлтого! Не теряясь, Бакланов на ходу меняет сценарий:

– Знаешь, Вика, ты классно выглядишь.

– Ой, прекрати! – насмешливая Вика думает, что разгадала его план. – Чего-то надо, так и говори. А то начинаешь тут…