Баклан Свекольный - [50]

Шрифт
Интервал

– Об этом забудь. – Карина была непреклонна. – Сейчас главное, что в моём вкусе ты. Я тебя хотела ещё со школы. А ты меня даже не замечал.

Слова звучали горьким укором, и Федя, хоть и не чувствовал за собой вины, опустил глаза.

– Я так тебя хотела! Боялась только подойти первой: воспитание не позволяло. А потом мы разбежались. Ты пошёл на экономику, а я в политех. Я следила за тобой. Знала все твои похождения. И про Томку знала. И, да будет тебе известно, – Карина взяла паузу, – она родила!

– Как – родила? – Кровь ударила Феде в голову.

– А как, по-твоему, рожают? – засмеялась Карина. – Старым способом. Нового пока не придумали.

– Так, а… где она? И что, есть ребёнок? Мой ребёнок?!

– Есть она. И ребёнок есть. И он твой, можешь не сомневаться. Я знала Томкину сестру и про неё всё знала. И про тебя. И про то, как ты её бросил, тоже знала.

– Там всё было не так!

– Не важно, как! Сейчас не про Томку и не про тебя. Сейчас – про меня.

– Но ребёнок…

– И не про него! Мальчик у неё родился. Сын у тебя, понял?

Сердце заколотилось, хоть и не знал Федя, радоваться этой новости или нет. Карина продолжала:

– А потом я потеряла тебя из виду, после того, как ты уехал в этот, как его, ну город, что на Полтавщине… да бог с ним, не важно. И ничего я о тебе не знала, пока ты не снял нашу квартиру. И тут, нá тебе, оказывается, ты меня даже не помнишь. За десять лет школы!

В последние слова она вложила столько укоризны, что даже самый бездушный мужчина не смог бы не почувствовать себя виноватым.

– Но я и в самом деле не помню, – не понимая, за что, оправдывался Фёдор.

– Да и ладно, ничего. Я тогда такой серой мышкой была, что ты бы меня просто отшил, если бы подошла к тебе. Но сейчас я поняла, что можно и всю жизнь прождать, пока ты подойдёшь первый. А я не хочу ждать всю жизнь. Понимаешь, Феденька? Я люблю тебя, и ты мой, и будешь мой.

– Ну хорошо, а если я откажусь?

– Не откажешься.

– С чего такая уверенность?

– Потому что ты у меня на крючке.

– Ментам сдашь?

– Нет. Ментам – это низко. Я тебя Жоре сдам.

– Это как? – улыбнулся Фёдор. – Жора-то здесь при чём?

– Да он, может, и ни при чём. Я вот только скажу ему, что ты ко мне пристаёшь, и тогда его пацаны тебе покажут, кто при чём.

– Это я к тебе пристаю? – в изумлении почти вскричал Фёдор, но тут же осёкся. – А если я скажу ему, что это ты меня домогаешься?

– Попробуй! – невозмутимо парировала Карина. – Увидишь, кому из нас он поверит.

– Но так же нельзя, Карина, – заговорил умоляюще Федя, – зачем тебе это надо?

– Мне это надо, потому что ты – мой. Мой! – На грани патетики прошептала Карина. – И только мой! Я ждала тебя всю жизнь. И дождалась.

Она запустила руку за спину, щёлкнул кнопочный замок, и юбка упала на пол. Сердце Фёдора заколотилось. Карина ловко освободилась от свитера, сбросив его на кресло. Кружевной чёрный бюстгальтер расстёгивать не спешила: не всё сразу, лучше по капельке, постепенно…

Переступив через юбку, она медленно подошла к Бакланову, ладони коснулись его плеч.

– Зови меня Матильдой, – продолжала она страстным шёпотом.

– Кем?? – так же шёпотом переспросил Фёдор.

– Мати-и-ильдой… – томно протянула Карина.

Ростом она ниже Фёдора на полголовы. Её грудь мягко придавила Федину, руки с плеч плавно спустились на спину, на поясницу…

– Обними меня, – шептала «Матильда».

Фёдор прикоснулся ладонями к её спине. Дрожь пробивала всё его тело до кончиков пальцев, что не ускользнуло от внимания Карины.

– Какой ты классный, – шепнула она Фёдору на ухо. – А знаешь, что… я буду звать тебя… О! Вот как! Мой шибздик!

– Чего?? Какой ещё шибздик? Ты чё, Карина, совсем уже?

– Не-е-ет, не Карина… Мати-и-ильда-а-а, – вкрадчивым полушёпотом, как гипнотизёр, настраивала она Фёдора на нужную волну. – Зови меня Мати-ильдо-ой.

– Да хоть мудильдой! – чуть не плача от досады, сердито рыкнул Фёдор. – Тоже мне, придумала она!

– Мой шибздичек, миленький мой, хоро-о-ошенький, – словно кошка, не изведавшая ничего, кроме хозяйской ласки, тёрлась она грудью об его живот, упругими пальцами ласково теребя мочки его ушей.

Руки перешли на плечи, будто наслаждаясь шикарным рельефом мускулатуры, спустились ещё ниже, ласково массируя его грудные мышцы, нежно теребя его соски… она и сама, присев, переместилась вниз, водя языком вокруг его пупка.

– Как я люблю тебя-я-я… ми-илы-ый… долгожда-анны-ый… жела-анны-ый… котик мой хороший… лапушка-а-а… шибздичек мой ненагля-ядны-ы-ый…

Возбуждение охватило Фёдора, дыхание участилось…

Он больше не возражал ни против глупого прозвища, ни против безумных ласк невесть откуда взявшейся женщины-вамп.

* * *
...

Май – октябрь 1993 г.

С Фёдором Ольга встречалась чаще всего на квартире у подруги. Он врал, что хозяйка запрещает приводить женщин, а на самом деле боялся, что Карина заявится в неподходящий момент. Она таки доставала Федю неслабо, вот и приходилось ему балансировать, как слуге двух госпож: одной врать – одно, другой – другое.

Интерес Баклана к Ольге вскоре иссяк. Чувства, держащиеся на страсти, долго не живут. Как разорвать эту связь, Фёдор не знал. И секса ведь тоже хотел, притом хорошего, какой могла дать ему Ольга. Но не посвящать же единственно данную жизнь той женщине, с которой ничего, кроме секса, не держит. И никак от неё не избавиться. Вот и грубил ей Бакланов едва ли не при каждой встрече, всё надеясь, что она его бросит. А как только Ольга от него отдалялась, невесть откуда возникала ревность. Едва отношения потеплеют, он давай снова грубить. «Так же невозможно, – думал Фёдор, – а иначе – тоже немыслимо».


Еще от автора Евгений Орел
Черно-белый Чернобыль

На момент аварии на Чернобыльской АЭС Евгений Орел жил в г. Припять и работал в городском финансовом отделе. «Чёрно-белый Чернобыль» написан на основе авторских впечатлений и находится на стыке документальной повести и публицистики, представляя собой отчасти срез общества середины 80-х годов прошлого столетия.Техническая сторона катастрофы в работе почти не затронута. Снабдив название повести скромным подзаголовком «Записки обывателя», автор фокусируется на психологических аспектах послеаварийного периода.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!