Бахчанов - [19]
Поздно вечером Алеша ушел домой. Он был потрясен рассказом матери казненного…
Как-то в одну из встреч Бабушкин сказал:
— Мой хороший знакомый приглашает нас завтра на блины. Конечно, потолкуем и о жизни. Приходя вот по этому адресу, но соблюдай осторожность. Спросит хозяйка, кто, мол, — ответишь: «блинщик»…
На следующий день, после работы, Алеша отправился «на блины». В маленьком домике, недалеко от церкви Михаила-архангела, он встретил человек восемь незнакомых рабочих. Окна комнаты были плотно занавешены. На столе стыл самовар. Вкусно пахло блинами.
Из всех гостей, явившихся прямо с работы, в промасленных пиджаках, блузах, косоворотках и высоких нечищеных сапогах, только Иван Васильевич выделялся своим сюртуком, жилетом, крахмальным воротничком и брюками навыпуск.
Явился студент, видом под мужичка — с волосами, стриженными под скобку, в русских сапогах, в простой холщовой рубашке, поверх которой надета была выгоревшая студенческая тужурка. Говорил он так, словно читал нотацию.
Все слушали его с принужденно внимательным видом, не решаясь прикоснуться к блинам и чаю.
— Кто это? — шепотом спросил Алеша одного из «блинщиков».
— Лойкин. Ходит в народ просвещать темные головы.
А мужиковатый студент продолжал:
— Теперь разберем второй тезис: почему на Западе имеется готовый пролетариат, а у нас его по существу нет…
Тут Бабушкин, доселе молча катавший из хлебного мякиша шарик, поднял голову и перебил гостя:
— Странно слышать, что в России нет пролетариата. Да где же еще можно найти такую свирепую эксплуатацию труда, как не у нас?
Лойкин нетерпеливо заерзал на стуле, а затем встал.
— Думаю, что вы, в какой-то степени, знакомы с марксистской литературой. Но, кажется, вы ничего не слыхали о критике ее. Поэтому разрешу себе задать вам несколько предварительных вопросов.
— Просим, просим, — со смешком сказал Иван Васильевич, взглядом приглашая своих товарищей принять участие в споре. Лойкин, сложа руки на груди, торжественно посмотрел на Бабушкина, как бы предвкушая немедленное уничтожение непрошеного полемиста.
— Прежде всего ответьте, мой друг, на такой вопрос: читаете ли вы журнал «Русское богатство»?
— Не приходилось.
— Жаль, А может, слышали, о чем писал там такой острый ум, как Михайловский?
— Краем уха.
— Краем уха слышать недостаточно. На этом основании позвольте вам напомнить хотя бы один факт. Вот Карл Маркс, столь преувеличенно придававший какую-то роль классу рабочих, основал, как известно, рабочее международное общество, Интернационал. Дальше. По представлению Маркса, этот рабочий Интернационал должен был помочь народам найти общий язык через головы правительств. И что же? Лет двадцать с лишним тому назад грянула война между французами и немцами. Казалось бы, есть удобная возможность применить марксистские принципы и потушить пожар. Что же случилось на деле? Вопреки заверениям Интернационала о братстве, о рабочей солидарности, французские и немецкие рабочие резали и кололи друг друга на полях сражений. Не доказывает ли этот факт той истины, что так называемая солидарность марксистских рабочих бессильна перед демоном национального самолюбия, национальной ненависти?!
Бабушкин встрепенулся:
— Нет уж, извините. Если я слышал только краем уха о писаниях Михайловского, то зато читал реферат одного приезжего марксиста, как раз написанный по поводу статей «Русского богатства».
— Вот как! Ну и что же?
— Насколько мне память не изменяет, там была такая мысль: национальная ненависть порождена корыстными интересами помещиков, купцов и фабрикантов. Уместно ли поэтому обвинять французских и немецких рабочих в желании международных столкновений? Не проще ли допустить совершенно здравую мысль о том, что войны затеваются классом угнетателей в каждой отдельной стране вопреки воле народов?!
Лойкин замахал руками:
— Дебри, дебри. Хватит. Боюсь, что такой спор уведет нас далеко в сторону.
Он повернулся спиной к Бабушкину, давая этим понять, что более не намерен вступать с ним в спор, и продолжал:
— Итак, поскольку социализм — эта прекрасная мечта всего человечества — осуществится не ранее… не будем загадывать, через сколько времени — во всяком случае, далеко и далеко не скоро, — поставим себе следующий вопрос: что мы будем делать в ожидании будущего царства свободы?
— Не сидеть же у моря и ждать погоды, — засмеялся кто-то из рабочих.
— Правильно, — подхватил Лойкин. — Значит, надо бороться за прогресс. Каким же путем? Путем гибкого сотрудничества с наиболее мыслящими и здоровыми элементами существующего режима…
— Великое откровение! — воскликнул Иван Васильевич. — Существующий режим! Ха-ха-ха! В исподлившемся самодержавии искать здоровые и мыслящие элементы?! Здорово! Но скажите тогда на милость: какие же мы будем революционеры, если забудем ненависть к царизму, если перестанем добиваться насильственного свержения проклятого самодержавия?!
— Вы спорите грубо, дружище. Но не буду обращать внимания на форму полемики. Главное все-таки в существе вопроса…
— В чем же оно, по-вашему?
— А в том, что мы боремся за разумные, реальные реформы в пределах даже самого страшного режима. Проще и понятнее говоря, лучше синица в руках, чем…
Башкирский прозаик Шамиль Хазиахметов, инженер по профессии, пишет о том, что ему близко и дорого: о рабочих, инженерах, техниках, — искусно сплавляя воедино проблемы нравственности и производства. Герои его произведений — наши современники, люди ищущей, творчески-активной мысли, живущие интересами общества. Писатель поднимает актуальные вопросы, связанные с научно-техническим прогрессом. Знание жизни, умение рассказать о сложных человеческих взаимоотношениях помогают ему создавать полнокровные художественные образы.
Александр Скрыпник, автор этой книжки, — известный советский журналист. Его очерки, напечатанные в «Правде» за последние годы, — о наших современниках, о тех, кто живет и трудится сегодня рядом с нами. За восемнадцать лет работы в «Правде» Александр Скрыпник объездил всю страну от Балтики до Сахалина, от Бухты Провидения до Кушки, встречался с множеством людей. Герои его очерков — не выдающиеся деятели. Это простые люди, на которых, как говорят, земля наша держится: сталевар и ткачиха, сторож на колхозном току и капитан рыболовецкого сейнера, геолог и лесоруб.
Роман представляет собой социальную эпопею, в котрой показаны судьбы четырех поколений белорусских крестьян- от прадеда, живщего при крепостном праве, до правнука Матвея Мышки, пришедшего в революцию и защищавщего советскую власть с оружием в руках. 1931–1933 гг. Роман был переведён автором на русский язык в 1933–1934 гг. под названием «Виленские воспоминания» и отправлен в 1935 г. в Москву для публикации, но не был опубликован. Рукопись романа была найдена только в 1961 г.
Сборник повестей бурятского писателя Матвея Осодоева (1935—1979) — вторая его книга, выпущенная издательством «Современник». В нее вошли уже известные читателям повести «Месть», «На отшибе» и новая повесть «Зов». Сыновняя любовь к отчим местам, пристальное внимание к жизни и делам обновленной Бурятии характерны для творчества М. Осодоева. Оценивая события, происходящие с героями, сквозь призму собственного опыта и личных воспоминаний, автор стремился к максимальной достоверности в своих произведениях.
Микола Зарудный — известный украинский драматург, прозаик. Дилогия «На белом свете» и «Уран» многоплановое, эпическое произведение о народной жизни. В центре его социальные и нравственные проблемы украинского села. Это повествование о людях высокого долга, о неиссякаемой любви к родной земле.
Герой повести «Частные беседы» на пороге пятидесятилетия резко меняет свою устоявшуюся жизнь: становится школьным учителем.