Багульник - [18]

- Всегда так ходим. Провожу вас - и на рыбалку!

- Без шапки?

- Шапку придется надеть, - улыбнулся Уланка.

- Это, наверно, интересно - рыбалка зимой?

- Если хотите, доктор, пойдем вместе...

- Хочу! - сказала Ольга. - Если у Марфы Самсоновны будет все хорошо, с удовольствием пойду с вами. Я ведь здесь новичок, Тимофей Андреевич. А вокруг меня таежники, надо и мне отаежиться.

- Я и помогу вам отаежиться! - сказал Тимофей. - Сперва сходим на рыбалку, после - на охоту.

- Нет, очень задерживаться в Кегуе я не смогу. В Агуре у меня остались больные, - сказала она, подумав о Юрии Полозове. - Я уж, так и быть, отаежусь постепенно, впереди еще долгие годы...

- Долгие? - с изумлением посмотрел он на Ольгу, словно не поверил ей. - Сколько это примерно лет в вашем понятии "долгие"?

- По закону три года, сколько же еще! - сказала она, скосив на него глаза.

- Я так и предполагал, - сказал он холодно. - Учителя из центра тоже больше трех лет не хотят жить у нас. Теперь в нашей школе-интернате нет ни англичанки, ни физика. Англичанка списалась с лейтенантом, с которым познакомилась в поезде, тот выслал ей из воинской части какую-то филькину грамоту с просьбой отпустить невесту... А физичка уехала "по закону". Как раз в августе исполнилось три года. Так что, доктор, вряд ли вы успеете отаежиться в наших краях... - заключил Уланка.

- Нет, Тимофей Андреевич, мне здесь интересно. Я решила жить в Агуре долго. Так что не думайте обо мне плохо.

- Что вы, что вы, доктор! - смущенно сказал Уланка. - Врачу нельзя быть плохим. Врач - это звучит почти свято!

Впереди показалась небольшая долина, по обеим сторонам ее вытянулись в ряд деревянные дома с высокими, похожими на самоварные, трубами. Прямыми волнистыми столбиками из них поднимался дым.

- Ну вот и наш Кегуй! - сказал Тимофей и стал сильно растирать ладонями уши.

Почуяв близость жилья, собаки изо всех сил рванулись вперед.

На вторые сутки поздно вечером Ольга приняла у Марфы Самсоновны девочку.

- На счастье вам! - поздравила она роженицу. - Молодец, все будет хорошо!

Орочка слабым голосом ответила:

- Спасибо тебе, в честь тебя назову ее Олечкой.

- Пожалуйста, - рассмеялась Ольга. - Мне мое имя нравится.

Вошел муж Марфы, Андрей Данилович Уланка.

- Это тебе, мамка-доктор! - сказал он, извлекая из свертка новенькие торбаса, опушенные мехом лисицы-огневки. - Его носи-носи долго!

- Нет, нет, не надо! - запротестовала Ольга, чувствуя, что краснеет. - У меня еще совсем новые торбаса. И вообще, Андрей Данилович, никаких подарков мне не надо.

Сконфуженный Уланка не знал, что ответить. Тут из-за полога раздался тихий голос Марфы Самсоновны:

- Не обижай его, возьми торбаса. Отец шкурку мял, старался, а я сшила их, так что возьми, пожалуйста. - И обратилась уважительно к сыну: - Ты скажи, Тимофей Андреевич, чтобы взяла, не обижала нас.

- Возьмите, доктор, в память о рождении ребенка, - сказал Тимофей. По нашим обычаям, хорошему человеку, который принес радость в дом, полагается памятный подарок. Так что, пожалуйста, не нарушайте наши обычаи!

- Ладно, не буду нарушать, - уступила Ольга, взяв торбаса.

Тогда Уланка-старший извлек из свертка пару мужских тапочек, тоже очень красивых, собранных из разноцветных меховых лоскутьев и опушенных, как и торбаса, мехом огневки.

- А это мужу твоему! - сказал он. - Их тоже Марфа Самсоновна шила.

- Что вы, дорогой мой! - воскликнула Ольга. - Нет у меня никакого мужа. - Она умоляюще глянула на Тимофея, словно прося его на этот раз заступиться за нее, но он, к ее огорчению, сказал:

- Надо и тапочки взять!

В десятом часу сели ужинать. На столе появилось столько разных кушаний, что Ольга невольно подумала: это специально приготовили к ее приезду.

Наливая ей в стакан медовухи, Уланка-старший сказал:

- Добрая медовушка, бархатная!

- Почему бархатная? - не поняла Ольга.

Тимофей объяснил:

- Это когда мед с цветов бархатного дерева. Считается у нас самый полезный, но он бывает не каждый год.

- Вы говорите так, точно я знаю, какое оно, бархатное дерево, смущенно улыбнулась Ольга.

- По дороге на рыбалку покажу вам, амурского бархата у нас много растет. - Он ловко подцепил острым ножом большой кусок вареной медвежатины и положил в тарелку Ольге.

- Что вы, разве я столько съем?

- Кушай, мамка-доктор, медвежонок попался добрый, только вчера выкурил его из берложки, - сказал Уланка-старший.

Ольга вспомнила берлогу в дупле старой липы, которую она видела по дороге в Кегуй, и спросила:

- Берлога была на дереве?

- Однако да! - кивнул Уланка-старший.

- Значит, не шатун! - сказала она, рассмешив Тимофея. - Что вы смеетесь? Мне все это интересно!

- Правильно, понемногу отаеживаетесь! - весело сказал он. - Ну, за что будем пить?

Ольга с удивлением глянула на Тимофея:

- Понятно, за новорожденную! За вашу младшую сестричку!

Они чокнулись кружками и выпили: Уланки с Евлампием залпом, до дна, а Ольга небольшими глотками, будто с опаской.

Тимофей опять налил.

- Второй тост за ваше счастье, доктор! - предложил он и добавил: Чтобы тапочки не залежались.

Она скосила на него глаза.

- Кажется придется их пересыпать нафталином...