Багульник - [16]

Ольга громко рассмеялась.

Он взял с колен остол, протянул его вперед и крутнул над головой вожака. Упряжка побежала быстрей.

- Такая лютая стужа, а вы сидите в одном жилете.

- Какая тебе стузя, матуська! Будет стузя, я мало-мало побезю за нартоцькой, сразу зярко станет.

- Мы и ночью поедем?

- Луна будет - поедем и ноцью!

- А не страшно?

- А цего тебе страсьно?

- А звери?

- Какие тебе нузьны звери, матуська?

- Мне-то никаких не надо, - сказала Ольга. - Ну а разве тигр или медведь не могут напасть на нас?

- Медведь нынце в берлозьке спит, а тигр и без нас с тобой сытый. Его за кабанами ходит, кусяет сколько надо ему. А я ему зацем, старый целовек? - добавил он шутливо.

- Но я-то не старая!

- Тебя, наверно, он мозет скусяць! - еще более оживился Бяпалинка.

Ольге Игнатьевне приятно было разговаривать со старым орочем о тайге, о зверях, об охоте. Она считала, что ей давно пора знать обо всем этом, а не выглядеть белой вороной среди природных таежников, которые постоянно говорят о своем удивительном промысле, а она только слушает развесив уши.

- Скажите, Евлампий Петрович, а что это за могила тигра на берегу Турнина? - спросила она. - Неужели под тем шалашиком похоронен тигр?

- Наверно, матуська!

Он рассказал, что давно-давно, теперь уже мало кто помнит, русские охотники отбили у тигрицы детеныша: она долго бродила около стойбища, и все это время люди жили в тревоге. Шаман говорил, что, раз разгневали амбу - священного зверя, не миновать беды. И вскоре беда пришла. Тигрица выследила и унесла трехлетнего Петьку Акунку. Охотники устроили погоню за хищницей. Целый день гнались они по ее следу и нашли на горном перевале в пещере. Большая сворка собак несколько часов облаивала пещеру, пока не выгнала оттуда тигрицу. Хотя по древнему обычаю народа тигра убивать нельзя, ради спасения ребенка пришлось нарушить обычай. Тигрицу застрелили. Мальчик, к счастью, оказался цел и невредим. Ну, а раз амбу застрелили, нужно его похоронить с почестями. Так возникла на берегу Турнина "хуми", то есть могила тигра, место почти священное для орочей. Ежегодно, перед началом соболевки, они приходят сюда, просят удачи на охоте.

- Где же он теперь, тот мальчик, которого унесла тигрица? - спросила Ольга.

- В Агуре, где зе, - ответил каюр. - Да ты, матуська, разве не знаесь Петра Акунку?

Акунков было в Агуре много, какой из них Петр, она точно не знала. Кто-то из Акунков, помнится, недавно заходил в больницу, вызвал Ефросинью Ивановну, о чем-то поговорил с ней и, уходя, оставил в сенях большого, килограмма на четыре, тайменя.

"Удивительно, - подумала Ольга, - как это они, орочи, среди которых нет ни одного великана, все как на подбор дробные, низкорослые, узкогрудые, - как они исхаживают вдоль и поперек дремучую тайгу, ночуют, если придется, на снегу около костра, смело выслеживают диких зверей и в поединках с ними почти всегда выходят победителями. А такие болезни, как оспа, грипп, дифтерит, косили, бывало, целые стойбища. А сколько страданий приходилось испытывать роженице. Перед самыми родами муж увозил жену далеко в тайгу, оставлял одну в холодном, сооруженном из древесного корья шалаше, и, предоставленная самой себе, женщина в муках разрешалась от бремени. Вот еду к Марфе Самсоновне Уланке, буду принимать у нее ребенка, - мысленно рассуждала Ольга. - А ведь было у нее пятеро, и двоих детишек потеряла она после тяжелых родов в тайге, куда ее всякий раз увозили сородичи".

Ольга знала все подробности о Марфе Самсоновне из лечебной карточки, которую в свое время завел Александр Петрович. Она твердо решила, что по возвращении в Агур, не откладывая в долгий ящик, возьмется за изучение всех двухсот карточек, что хранятся в больнице, и заведет новые, - ведь людей, слава богу, с каждым годом прибавляется у орочей.

Вдруг ей показалось, что упряжка бежит медленнее, словно притомилась, и подумала, что опоздает в Кегуй.

- Что-то мы тихо едем!

- Загоняць собацек нельзя, ведь и они тозе заболець могут! - серьезно произнес каюр.

Они проехали мимо старой дуплистой липы с широченным, в три обхвата, стволом, на котором была исцарапана кора.

- Вот тут, матуська, видись - медвезья берлога есть! Если зелаесь, выгоним его, застрелим! - сказал Евлампий Петрович так, что Ольга не поняла: говорит он это серьезно или решил пошутить.

К счастью, злополучная липа осталась позади, и Ольга успокоилась.

- Я мало-мало побезю! - неожиданно сказал ороч, спрыгнув с нарты на снег.

Ольга с удивлением смотрела, как легко, по-молодому бежит он за нартой, быстро мелькая короткими, немного искривленными внутрь ногами, обутыми в меховые унты.

- А мне можно? - спросила она и, не дождавшись разрешения, скинула с себя меховую дошку, спрыгнула на тропу и в одном свитере побежала рядом с Евлампием Петровичем. Дул встречный ветер, но Ольга, не чувствуя холода, бежала, стараясь не отстать от каюра, который, казалось, не знал усталости. Когда они минут через десять снова сели на нарту, старик с присущим ему спокойствием произнес:

- Однако цяевать пора!

- Может быть, все-таки не будем разводить костра?