Багровый хамсин - [8]

Дружный хохот покрыл эту шутку.

— Эй, Хети, что же ты не смеешься?..

— Разве я могу смеяться, — отвечала бледная, всегда голодная Хети, — когда мой муж не встает с цыновки вот уже пол «лунного круга»…

— Неужели все еще с тех пор, как он надорвался, таская камни для пирамиды?

— Да обрушатся пески хамсина на эту проклятую пирамиду, — заплакала Хети, — да ограбят ее разбойники «педжет», да не будет она достроена еще пятьдесят наводнений!.. Есть ли на свете человек несчастнее каменщика — строителя царских пирамид?..

— А ты думаешь землепашцу легче?.. — возразила Бикит. — Брат моего мужа — простой пахарь. Спроси его, что он скажет тебе о своей работе. Он разрыхляет землю рядом с волом, он таскает с утра до поздней ночи воду из каналов и запруд… И все-таки ему не хватает зерна — он голодает… Ведь большую часть урожая он должен отдать сборщикам… Его спина болит от палок, которые он получает за всякий просроченный день… Его отрывают от его собственной работы и гонят на работы для «хека» или простого «рпат». А, помилуйте его боги, попадет он на землю храма, — с него сдерут последнюю шкуру… Ступай, спроси, что он расскажет тебе о своей жизни!..

— А ты полагаешь, что кузнецу лучше живется?.. — крикнула жена кузнеца. — Его пальцы шероховаты как крокодилова кожа, и пахнет от него хуже, чем от рыбьей икры!.. Он работает даже ночью!.. Вместо сна он обжигает себе руки, а дым съедает ему глаза!..

— А ткач?.. — перебила ее жена ткача Хмуну. — Его колени всегда на высоте его сердца; он не дышит чистым воздухом… Если хоть один день он не изготовит положенного количества материи, — его привяжут, как лотос на болоте, и измолотят палкой, как ячмень!..

— Пальцы красильщика, — подхватила подошедшая Кема, — издают зловоние, как тухлая рыба; глаза его слипаются от усталости, но руки не должны отдыхать… Вся жизнь его проходит за кройкой лоскутов; цвет пурпура внушает ему отвращение; вид одежды мутит ему сердце!..

Женщины наперебой кричали о тяжести ремесла их мужей, о своей бедности и вечном голоде.

— А сапожник?.. Что он ест?.. Он грызет кожу, чтобы утолить боль в животе… Здоровье его — это здоровье дохлого козла!..

— А гонец, которого посылают в чужие края?.. Он спешит завещать свое имущество детям, ведь его ждут дикие звери и дикие менту; да велико ли его имущество, — две цыновки да два горшка под пальмовой крышей — вот и все… А что он находит по возвращении в Долину?.. Не успеет он приехать, как его снова отправляют в путь!.. И так до самой смерти!..

— А цырюльник?.. Он бреет до поздней ночи. Только за едой он и может отдохнуть, облокотившись на стол. Он бегает из дома в дом, с одного конца рынка на другой, как запаленный осел, в поисках работы; руки его давно дрожат от усталости, но ему надо наполнить животы своих детей, и он не смеет присесть: пчелка ест мед, который сама собрала!..

— Благодарение богам, если их всех еще не отправят на войну или в каменоломни искать камень для пирамиды!..

— Я же говорю, — снова заплакала Хети, — будь она проклята, эта пирамида, рассей ее дыхание Сета!..

Бикит поставила полный кувшин на голову и обняла плачущую женщину.

— Полно, Хети, ведь ни слезами, ни проклятиями не поднимешь с цыновки твоего мужа!.. Послушала бы ты, что говорит мой Нугри. Он говорит, что наше счастье в наших руках, но только мы не умеем его взять. Вот уж кто ненавидит всех «рпат» и «хеков», а пуще всего жрецов и самого «благого бога»… Боюсь, что он не долго проносит голову с такими мыслями…

Она тряхнула волосами, и глиняные шарики на концах кос запрыгали у нее по плечам.

— Мне некогда сейчас, Хети, — крикнула она, уходя, — а вот управлюсь с работой, я забегу помочь тебе!..

Женщины долго смотрели ей вслед:

— Ну, и Бикит!.. Вот молодец!.. Она стоит своего Нугри!..

10

Над рыночной площадью стоял гул от блеянья коз, овец, от криков ослов, гоготанья гусей, а главное от выкриков торговцев и визгливых споров женщин.

— Вот прекрасное ожерелье!.. Блестящее ожерелье из «мафката»!.. Кто купит ожерелье из священного «мафката»?..

— Благовония из Пунта!.. Кто пройдет мимо благовоний из Пунта, из страны богов?.. Одна капля этих благовоний наполняет воздух запахом слаще меда!..

— Покрывало из Сирии!.. Тонкое, как паутина, покрывало из Сирии!..

— Опахало из эфиопских перьев!.. Золотые застежки из Кафти!.. Румяна!.. Камедь!.. Лазоревый камень!.. Мирра!.. Шарики из кифи — душистое курево!.. Нард!.. Кинамон!.. Мускус!..

Бикит и Кема спешили в другую часть рынка, где продавались рыба, овощи, хлеб, зерно и масло.

Они сели, как и все торговцы, на корточки возле своей камышовой плетенки с яйцами и луком.

Проходившая мимо женщина сунула в нос Бикит две банки с какими-то притираниями и начала предлагать.

— Обменяй мне это на яйца!.. По четыре яйца за каждую банку!..

Бикит оттолкнула ее руку и рассердилась.

— Ступай к богачам с твоими банками!.. У нас часто нечего есть в доме, — нам не до притираний!..

— Да ты понюхай, понюхай, — приставала женщина. — какой приятный запах; все на тебя будут обращать внимание!..

— О боги!.. — закричала Бикит. — Доколе мне будет надоедать эта муха?..

Женщина отошла к соседнему торговцу, продолжая навязывать свой сомнительный товар.