Багдадский Вор - [58]

Он наблюдал за происходящим яркими, насмешливыми глазами, как детектив, способный к аналитическим умозаключениям, который пытается правильно истолковать ситуацию.

За столом сидел незнакомец, описанный М’Кинди. Он закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Воздух вырывался из легких с отрывистым, сильным звуком, и плечи, с которых соскользнуло одеяло галла, ритмично поднимались и опускались.

– Ты даже не знаешь, как приготовить собственную пилюлю опиума, мой дорогой друг Леопольд, – араб саркастично улыбнулся, – ты слишком тщательно смешал сок мака с соком потерявшего аромат ваточника.

– Ну, – ответил португалец, засмеявшись, – я…

– Я знаю. – Дауд указал на мешочек из леопардовой кожи, в котором находилось несколько дюжин огромных, необработанных алмазов. Они должны были выпасть на пол, когда владелец отеля бросил нож на звук открывающейся двери.

– Ты прав, – согласился де Соуза, на этот раз уже нагло улыбнувшись, – есть причина. И… – жадный блеск появился в его черных глазах, – они мои! Мои! Я…

– Подожди. – Махмуд Али Дауд высыпал камни себе на руку, отдал де Соуза два алмаза, остальные сложил обратно в мешочек, который водрузил обратно на стол. – Вот этого тебе достаточно.

– Нет-нет-нет. Мы можем их поделить! Я был первым, кто…

– Молчи, щенок, – презрительно прервал его араб, – мне не нужны эти алмазы. Я ищу более крупную рыбу. Замолчи! – прогремел голос Дауда, когда португалец попытался протестовать. – И помни, я болтун и пустослов и при этом очень хороший друг начальника. Так что в твоих интересах сказать мне правду. – Араб пристально посмотрел на португальца.

– Что? – Слово слетело с его губ; он казался оскалившейся дикой кошкой, которая боится твердого, безжалостного взгляда больше, чем хлыста укротителя.

– Ты знаешь этого человека?!

– Нет.

Араб подошел ближе. Его глаза сузились. Он выпятил подбородок так, что короткая, хорошо подстриженная борода вытянулась вперед, словно меч. А пальцы крепко сжали рукоять плети.

– Говоришь ли ты правду? – потребовал он ответа у португальца.

– Да-да-да! – Не было никакого сомнения в том, что тот говорил искренне.

– Как же тогда это случилось с тобой? – последовал вопрос.

– Я не знаю. Я знаю только то, что он мне сам сказал. Он слышал обо мне.

– Да разве есть хоть кто-то на западном побережье, кто мог не слышать о тебе? – последовал саркастичный ответ.

– И… – продолжил де Соуза, ответив довольной улыбкой на замечание араба, – он предложил мне эти камни, если я спрячу его здесь, дам ему одежду, затем переправлю его отсюда на первом же судне, но так, чтобы никто ничего не узнал. И… ну…

– Я понимаю. Ты, будучи псом без чести, веры и даже морали, возомнил, что гораздо выгоднее подмешать ему маленькие пилюли опиума, которые были нужны ему, дабы успокоить потрепанные нервы. А затем обчистить его и забрать все, что у него есть?

– Безусловно, – ответил португалец довольно черство.

– Действительно, чего и следовало ожидать! Стервятник вернулся к своей мертвечине, а муха – к навозной куче. Теперь иди. Этот человек – мой друг. Я должен с ним поговорить и выполнить то, чего он хочет. И еще раз напомню, что у меня «язык без костей», а начальник – мой друг. Помни также, что когда англичане сражались с аками, я наткнулся на португальскую свинью, которая продавала украденные ружья и амуницию…

– Да-да. Я помню! – сказал владелец отеля с кривой и нервной улыбкой на лице, покидая комнату, в то время как Махмуд Али Дауд стоял неподвижно несколько минут, затем резко открыл дверь, чтобы убедиться, не подслушивает ли его де Соуза.

Затем вернулся к столу, где сидел человек, погруженный в состояние наркотического опьянения. Он потирал ему глаза, горло и шею, массировал жилистые руки, тянул пальцы один за другим, мял спину до тех пор, пока человек не издал глубокий, булькающий всхлип и не сел рывком, щурясь от света. Мужчины расхохотались и пожали друг другу руки с явным удовольствием.

– Дауд! – почти закричал он. – Махмуд Али Дауд. Мой сердечный друг!

Они обнимались на восточный манер, сжимали друг друга, как борцы, дарили воздушные поцелуи кончиками пальцев, прижимались щекой к щеке, держали друг друга за руки. Затем повторили всю церемонию с еще большей охотой и удовольствием. Наконец они уселись, и араб достал табак и сигаретную бумагу. Двое друзей разговаривали долго, задумчиво, взволнованно, ненадолго прерываясь и приглушая голоса. Их жесты иногда были резкими, странными, в них читались колебания, драма, комедия и великолепные, яркие, нереализованные амбиции прошедшей юности.

Араб обратился к своему другу, назвав совсем другое имя. И оно уже не звучало как Дарваиш Уккхаб.

– Наварро Д’Албани! Душа моей ушедшей юности! Наварро Д’Албани!

Другой, поглаживая желтую, спутанную бороду рукой, негромко рассмеялся.

– Уже двадцать лет я не слышал этого имени, – произнес он.

– Тридцать. Тридцать один или два года, если точнее, – поправил его Махмуд.

– В чем разница? Прошло достаточно времени, чтобы забыть звучание этого имени. Но боги, как же приятно оно звучит!

– Это точно, – вздохнул араб. – Навевает воспоминания из прошлого.

Глава IV. Тени прошлого