Бабур (Звездные ночи) - [9]

Женщина встала у ложа на колени, дрожащие нежные ладони положила на широкие мужские руки, вздохнула встревоженно. Постель пахла розами — вчера вечером на простыни был пролит настой из розовых лепестков. Каракуз-бегим долго вглядывалась в лицо мужа. Губы полураскрыты, бледное лицо дышит спокойствием. Грозный падишах? Да нет, красивый, сильный мужчина, сорока еще нет. Ее муж, ее повелитель, богатырь — и сон у него богатырский. Дорогой, близкий. Женщина вспомнила радости прошедшей ночи — закраснелась вся. И тут же ей подумалось, что любовь — это что-то такое… такое непрочное. Сейчас на Ахсы идут враги, и кто знает, что будет с ними завтра? Сердце Каракуз-бегим упало, будто предчувствие близкой смерти Умаршейха коснулось ее крылом. Она быстро нагнулась и начала целовать мирзу — глаза, губы, руки.

Умаршейх вздрогнул, пробудился, сел в постели: несколько мгновений он сонно смотрел на Каракуз-бегим, как бы силясь узнать ее.

Большие глаза Каракуз-бегим еще больше округлились от страха: она целовала спящего мужа, чтоб его разбудить! Не сочтет ли он такое за неприличие?

— Ты? — мирза потянулся и, догадываясь о причине страха жены, засмеялся.

Каракуз-бегим облегченно вздохнула.

— Мой повелитель, время сахарлика проходит.

— Твои поцелуи слаще самых сладких кушаний. Иди-ка сюда…

— Но там, — Каракуз махнула рукой на дверь, — там с нетерпением ждут вас…

Мирза Умаршейх окончательно пробудился, вспомнил сегодняшние заботы. Нахмурив брови, отстранил жену и молча встал с постели…

Он вошел в застланный златоткаными курпачами[30] зал — хорошо одетый, важный, настроенный на серьезное. Дорогие жемчужины на чалме, золотое шитье на поясе поблескивали тоже важно и серьезно. Обычные поклоны, обычное молчание женщин, ожидающих его приглашений. Кого из своих жен и на какое место он пригласит? Очень важное дело, очень серьезное.

В Ферганскую долину с трех сторон вторгаются враги; есть опасность, что крепость Ахсы будет осаждена. Мирза Умаршейх решал задачу — помирить своих жен, он хотел оказать знаки должного внимания каждой. Самой старшей и самой тщеславной была Фатима-султан, ее мирза пригласил сесть рядом с собой. Глаза Фатимы заблестели от радости, она хотела сесть по правую руку Умаршейха, однако мирза показал ей место слева от себя. А направо, на самое почетное место, пригласил Кутлуг Нигор-ханум. Тоже неспроста: ханум ведь мать наследника престола Захириддина Мухаммада Бабура. Фатима-султан зло сощурила глаза.

Шашлык из сайгачьего мяса, жареные куропатки, иные яства — все это после Умаршейха ставилось перед Кутлуг Нигор-ханум, и лишь затем приходила очередь Фатимы; свежайшее, нежное, тающее во рту мясо казалось Фатиме-султан невкусным — словно подогретая пища.

Голодными не были (с вечерней трапезы прошло всего несколько часов), но все ели, насилуя себя. Одна Каракуз-бегим, сидевшая рядом с Кутлуг Нигор-ханум, избегала мяса, ела огурцы, хандаляк да пила шербет [31]— вчера измучилась жаждой, сегодня запасалась влагой впрок.

Чем ярче разгорался рассвет, тем быстрее тускнело пламя свечей. Настало время утреннего азана. Имам мечети, забравшись на минарет, с нетерпением ждал знака бакавула[32]: пока не закончится сахарлик повелителя, с азаном лучше подождать.

Когда приступили к чаепитию, мирза мог поведать женам, сколь сложно перепутались дела государственные.

Умаршейх еще не начал рассказывать, послышался азан[33]. Ханзода-бегим быстро поставила на дастархан пиалу, так и не допив чая.

— «Все части тела должны жить в единстве — таков завет мудрецов. Фатима-султан, Кутлуг Нигор-ханум, Каракуз-бегим, дети мои, Ханзода и Джахангир, — мирза поочередно осматривал называемых, — каждый из вас часть общей семьи. Хочу, чтоб в эти трудные дни вы оказывали друг другу уважение и помощь. Руки на своем месте ценны, глаза — на своем. Коль руки или глаза навредят друг другу, всему телу навредят — и будут наказаны!

Все поняли, в чью сторону пущены эти две стрелы. Щелки глаз Фатимы-султан еще больше сузились. Мысли Кутлуг Нигор-ханум тут же понеслись к единственному сыну Бабуру, который находился вдали от отца и матери — в Андижане. Повелитель не назвал его по имени — почему?

— Повелитель, ваши слова — драгоценные жемчужины, — сказала Нигор-ханум. И добавила — Если позволительно мне будет попросить…

Умаршейх кивнул в знак согласия.

— Опасность войны, оказывается, велика. Я боюсь за наследника престола, за мирзу Бабура, и боялась бы меньше, находись он рядом с нами…

— Андижанская крепость прочна. А с мирзой Бабуром неприступна. Возлагаю на него большие надежды.

Ханум получила отказ. Фатима-султан привлекла к себе полусонного Джахангира, погладила сына по голове. Пусть видит эта лиса, кто из них счастливей: по крайней мере ее сын при ней, при матери, а вот „наследник престола“…

— Мать мирзы Бабура благодарит повелителя за столь лестные слова о сыне-наследнике, — Нигор-ханум на миг запнулась, — только… как же так?., подросток, которому еще не исполнилось двенадцати… на поле сражения…

— Нет оснований для тревог, ханум. К мирзе Бабуру приставлены лучшие наши беки. Он молод, но уже должен учиться воинскому умению. Если мне суждено умереть, пусть мое место займет полководец Бабур!