Бабуин мадам Блаватской - [159]
Прибыв в Мексику через несколько месяцев после смерти Родни Коллина, Беннетт и Пак Субух встретились с Олдосом Хаксли, который в то время жил там. Хаксли подробно допросил Беннетта и Пака Субуха и согласился быть "открытым", поскольку человек должен пробовать любой путь, ведущий к духовному просветлению. Но он сомневался в Субуде. Несмотря на полные энтузиазма попытки обратить Хаксли в свою веру — как-никак они были знакомы еще с довоенных времен и оба посещали занятия Успенского, Беннетт постепенно перенял его скептицизм. Причиной его сомнений стало то же самое, что и привлекло его в Субуде. Постепенно до него начало доходить, что следует хотя бы немного желать получить тот или иной ответ во время латихан, и тогда результат обеспечен. Если же нет желания, то нет и ответа. Таким образом, латихан — это форма самообмана, что и требовалось доказать. Он даже начал сомневаться в реальности своего внутреннего голоса.
Неясно, почему, поняв это, Беннетт не пришел к любому из четырех возможных заключений: что он неправильно понял Субуд; что любая подобная практика может стать самообманом; что его "голоса" всегда доносились изнутри; и что, возможно, все такие голоса всегда исходят изнутри. Вместо этого он возобновил поиски Учителя, вернувшись в то же время к упражнениям Работы, в которых он находил больше вдохновения, чем в латихан. Это привело в ярость тех, кого он теперь называл "Субудским Братством", бывших его коллег, которые тут же принялись писать письма-доносы в старой манере Работы. Ничто в жизни Беннетта не изменилось. Он был обречен снова и снова ходить по кругу: находить нового гуру, становиться приверженцем новых идей, затем терять веру. Только Гурджиев пользовался его неизменным доверием.
Однако из своего опыта с Субудом Беннетт извлек урок. Он начал осознавать, что ответ на все жизненные проблемы предлагает любое новомодное учение. Как он печально признавался Элизабет Мэйэлл, на которой женился осенью 1958 г., через три месяца после смерти Уинифред: у меня все гуси — архангелы Гавриилы"[436], перефразировав известную английскую пословицу о любителях преувеличивать: "У него все гуси — лебеди". Однако это прозрение не положило конец его поискам новых и более упитанных птиц.
Одним из известных мест их обитания была собственная вотчина архангела Гавриила — христианская церковь. В этом направлении Беннетта вел отец Бесконд, монах монастыря св. Вандрильи возле Руана во Франции. Однако продвижение Беннетта к христианству было немного задержано его визитом в Катманду к Шивапури Баба, индуистскому гуру, который посоветовал ему следовать христианству, возможно, желая остановить такого блуждающего ученика и дать ему представление об ответственности.
Отец Бесконд прочитал книгу о Субуде и написал о ней в письме Беннетту. В итоге тот посетил монастырь св. Вандрильи, что стало первым из подобных визитов. В латихан Беннетт видел мост между исламом и христианством, сравнивая Субуд и христианскую практику созерцания, поощряемый очередным голосом (на этот раз он принадлежал самому Богу, который сказал ему: "Моя воля такова, чтобы Моя Церковь и ислам объединились"[437]. С этого момента он стал отходить от гурджиевской концепции продуктивного конфликта в сторону гармонии в духе Коллинза. Но, увы, прийти ему суждено было только к войне.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ТОРЖЕСТВО БАБУИНА
В июне 1962 г. Беннетт получил письмо от старого друга. Реджи Хоар [Ноаге] был его коллегой по военной разведке и учеником Успенского. После войны он вслед за Беннеттом перешел от Успенского к Гурджиеву, а затем от Гурджиева к Субуху. В своем письме Хоар сообщал, что недавно встретил человека, который утверждает, будто послан на Запад эзотерической школой Афганистана. Заинтересовавшись этим, он приглашал Беннетта пообедать с ним и его новым знакомым.
Афганец, назвавшийся Идрисом Шахом, представился посланником "Хранителей Традиции". Позже, предъявив документ, озаглавленный "Декларация Людей Традиции"[438], Шах объяснил, что Хранители принадлежат невидимой иерархии, которая выбрала его для передачи мудрости подходящим личностям. Теперь он ищет в Европе последователей и помощников, богатых и влиятельных, которые помогли бы Хранителям преобразовать мир. С этой целью он основал общество "Суфи" (SUFI — Society for Understanding Fundamental Ideas, Общество для Понимания Фундаментальных Идей).
Поначалу Беннетту не понравился этот новый знакомый, который постоянно курил и выглядел недружелюбно. Но уже во время обеда Беннетт неожиданно понял по признакам, которые не мог объяснить, что Шах не обманывает их, и он действительно посланник Тайного Братства, описанного Гурджиевым. Позже он обратился за подтверждением своих чувств к молитве. Ответ был двусмысленным; и, хотя Беннетт решил помогать Шаху, он счел разумным исследовать его прошлое.
Впоследствии Шах ярко описывал свою жизнь, заявляя, что приходится родственником Сасанидам, Аврааму, Мухаммаду и герцогу Гамильтону[439]. Герцог возник здесь из-за легенды, согласно которой отец Шаха женился на женщине из семьи Дуглас-Гамильтон, хотя на самом деле матерью Шаха была мисс Маккензи, которую его отец встретил во время безуспешного обучения медицине в Эдинбурге. Мисс Маккензи, конечно, могла быть незаконнорожденной дочерью герцога — если это и так, то об этом ничего не говорилось.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.