Бабье лето - [214]

Шрифт
Интервал

— Она и длилась долго, дорогой друг, — сказал Ризах, — но мы сделали ее для тебя вовремя, панели точно подойдут или их легко можно будет подогнать к твоему стеклянному домику, разве что ты пожелаешь перенести эти панели в Дренхоф.

— Так оно и будет, друг мой, — сказал отец.

Теперь настал черед благодарностей и изъявления радости. Дарители отвергали всякие благодарности. Решили в ближайшем будущем отправить все предметы по месту назначения.

В этот и в следующие дни нас постепенно покинули все посторонние, и тут-то и началась чудесная жизнь среди сплошь близких людей. Ризах устроил для меня и Наталии прекрасную квартиру. Она была невелика, но изящна. За два года моего отсутствия ее стены облицевали заново и приобрели для нее новую мебель. Но мы решили постоянно жить пока в Штерненхофе, до тех пор, пока нашу квартиру там не займет Густав, чтобы Матильда не оставалась в одиночестве. При этом я намеревался часто приезжать в Асперхоф, чтобы посоветоваться или поработать с Ризахом, часто намеревались приезжать и другие, мы собирались также часто встречаться в Густерхофе, Штерненхофе, а временами жить и в городе. С Наталией я собирался отправиться в большое путешествие. На случай, если я отлучусь по каким-либо делам, каждый дом притязал на право приютить Наталию.

Наш игрок на цитре играл нам часто и подолгу. На пятый день прибыла цитра. Я подал ее ему, и он, узнав ее, прямо-таки побледнел от радости. Лучшего подарка для него нельзя было и придумать. Он не расстанется с ним, а любой другой вполне может и просадить. Прочие не были уверены в том, что он не просадит ее. Когда он настроил цитру и заиграл, мы увидели, как она хороша. Он просто не переставал играть. Ризах заказал ему, помимо ящика, еще и водонепроницаемый кожаный футляр. Через несколько дней музыкант простился с нами и удалился.

Мы все съездили в трактир «У кленов», и я представил Каспара и всех прочих моих знакомцев Ризаху, Матильде, моим родителям и Наталии. В доме этом мы прожили шесть дней. Оттуда мы отправились в Штерненхоф. Краска была уже отовсюду снята, и дом стоял в своем первоначальном чистом виде. И здесь нам отвели квартиру, приготовленную за время моего отсутствия. В здешнем просторном здании она оказалась гораздо больше, чем асперхофская. Она была приспособлена для полного домашнего хозяйства.

Из Штерненхофа мы поехали в город. Здесь мы побывали со всеми необходимыми визитами в кругах моих родителей и Матильды. Ризах представил своим друзьям свою приемную дочь с ее супругом и ее матерью. Я узнал, что моя женитьба на Наталии Тарона наделала шуму. Я узнал, что особенно некоторые из моих друзей — таковыми, во всяком случае, они именовали себя, — говорили, что понять это нельзя. Привязанность Наталии ко мне была мне всегда подарком и потому непонятна. Но когда так высказались они, я понял, что ничего непонятного тут нет. Я навестил своего друга ювелира, который действительно оказался другом. Он искренне радовался моему счастью. Я ввел его в наши семьи. Со всеми их частями он был знаком уже давно. Я от души поблагодарил его за великолепные оправы алмазов и рубинов, а также изумрудного украшения. Он был очень счастлив оценкой Ризаха и моего отца.

— Будь у нас много таких заказчиков, как эти двое, дорогой друг, — сказал он, — наше занятие вскоре подошло бы к границам искусства, даже слилось бы с ним. Мы трудились бы радостно, и наши заказчики поняли бы, что духовный труд тоже имеет такую же цену, как камни и золото.

Я купил у него очень ценные, искусно украшенные часы — ответный дар Ойстаху за его шкаф для альбомов. Для Роланда я заказал кольцо с рубином, чтобы он носил его на память обо мне и в знак благодарности за его усилия в поисках и восстановлении панелей.

— Он и вообще мой соперник, — сказал я, — он часто подолгу и со значением смотрел на Наталию.

— Причина тому очень невинная, — возразил мой гостеприимец, — у Роланда есть возлюбленная с такими же глазами и волосами, как у Наталии. Он часто говорил нам об этом. Девушка эта — дочь лесничего в горах и очень привязана к Роланду. И поскольку бедняга часто лишен возможности видеть ее, он в утешение себе смотрел на Наталию. Этому молодому человеку приходится нелегко, я желаю ему блага. Он может стать выдающимся художником, но и несчастным человеком, если огонь, рвущийся в нем к искусству, устремится на душу этого молодого человека. Но я надеюсь, что мне удастся все уравновесить.

Когда все необходимое в городе было сделано, мы пустились в обратный путь — а именно в Асперхоф. Приближалась пора цветения роз, и в этом году ее надлежало отметить соединившимися семьями как память о прошлом, но и в первый раз вместе и с особой торжественностью как знак на будущее. Моей матери предстояло увидеть, какой мощью могут обладать обилие и разнообразие, даже если эти обилие и разнообразие созданы одними лишь розами. После цветения роз, все, прерванное бракосочетанием, должно было войти в обычную свою колею.

Когда мы приехали в Асперхоф, я обрел некоторый покой. Рассматривая документы, переданные мне Ризахом и отцом, я очень удивлялся. Те и другие сулили нам гораздо больше, чем мы лишь смутно предполагали. Ризах хотел, чтобы до его смерти дом содержался так же, как раньше, он хотел, как он говорил, наслаждаться своим бабьим летом до самого конца. Наши советы и наша помощь в домоводстве доставят ему радость. Он отписал нам значительную часть своих наличных денег. И поскольку в Асперхофе часто будут бывать обе семьи, к документам были приложены планы, по которым на красивом месте между домом роз и хутором, у самого поля, следовало построить новый дом, приступив к строительству тотчас. Но и переходившее к нам от моего отца не уступало всем дарам Ризаха и сильно превосходило мои ожидания. Когда мы выразили свою благодарность, а я и свое удивление, отец сказал:


Еще от автора Адальберт Штифтер
Лесная тропа

Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.