Бабье лето - [171]

К середине января, когда погода обычно всего устойчивей, появились признаки того, что надолго воцарятся ясные дни. Мягкий ветерок прошлых дней утих, с неба сошла серая пелена, размытые и перистые облака сменились густой синевой. Восточный ветер усиливал холод, снег искрился, а по вечерам в низинах появлялась голубоватая дымка, обещавшая ясное утро и новое похолодание. Мои приборы показывали высокое атмосферное давление и большую сухость.

Я сказал старому Каспару, что теперь мы отправимся. Мы взяли нужное, на наш взгляд, количество альпенштоков, ледовых крюков, кружков для палок, одеял, лопату, топор, кухонную посуду и запас съестного на много дней. С такой кладью мы двинулись к озеру. Там мы разделили свои вещи на два удобных груза, чтобы каждому было как можно легче идти, и дождались следующего утра.

На рассвете мы отправились в путь; в высоких сапогах, специально для этой цели мною заказанных, мы шагали по глубокому снегу дорог, что вели к нужным нам высотам. По этим дорогам, однако, ходили только летом, сейчас и следа их не было видно, и находили их мы только благодаря тому, что очень хорошо знали местность. Мы шли много часов по этому глубокому снегу, затем начались леса, где снега было меньше и продвигаться было легче. На осыпях и косых стенах, потом последовавших, снега было тоже меньше, чем в низине, и идти там зимой было легче, чем показалось мне летом, поскольку неровности, маленькие острые скалы и камни сглаживал снежный покров. Одолев первое предгорье и выйдя на Эхерское плато, откуда снова можно было увидеть темневшее далеко внизу среди белых снегов синее озеро, мы сделали небольшую остановку. Поверхность Эхерских гор, или плато, как еще их называют, вовсе, однако, не представляет собой ровной плоскости. Ровной она кажется лишь по сравнению с ее крутыми спусками к озеру. Она состоит из большого числа соседствующих и следующих друг за другом вершин разной формы и высоты, разделенных глубокими впадинами, то поднимающихся остриями, то покато-широких. Последние покрыты короткой травой, а кое-где карликовыми соснами и густо утыканы скалами. Здесь продвигаться труднее всего. Даже летом трудно сохранять нужное направление, потому что все здесь одинаково, а протоптанной тропы, разумеется, нет — тем более зимой, когда все засыпано и искажено снегом и даже чем-то выделяющиеся очертания принимают непривычный и неузнаваемый вид. В этом краю много пастушьих хижин, летом здесь наверху пасутся стада, но они, при всей своей многочисленности, так разбросаны по местности, что порой месяцами не встречают друг друга. Мы хотели засветло миновать эти места и решили, чтобы не сбиться с нужного направления, поддерживать друг друга своим знанием здешних скал и холмов, поочередно называя и описывая важнейшие из них. На верхнем конце плато, где снова начинаются большие скалы и заблудиться труднее, стоит среди глыб известняка хижина, называемая Козий Выпас, которая была целью сегодняшнего перехода. На краю подъема и в начале плоскогорья, где мы находились, мы устроили привал. Здесь есть один большой камень, почти черный. Примечателен он не столько самим цветом, сколько тем, что благодаря этому цвету, своей величине и своей странной форме он виден издалека и может послужить знаком для тех, кто спускается по плоскогорью от Козьего Выпаса, и успокоить их относительно правильности пройденного пути. Поскольку многим, кто бывает на плато, — пастухам, альпинистам, охотникам — камень этот служит местом сбора, от него идет уже заметно вытоптанная тропа, и при спуске к озеру трудно сбиться с пути. К тому же образуемый этой скалой навес с западной ее стороны хорошо защищает от дождя и сильных западных ветров. Подойдя к скале, мы не обнаружили вокруг никаких следов человека, до самых ее стен лежал нетронутый снег, и от этого она казалась еще более черной. Но на камешках, лежавших под ее навесом, куда снег не попадал, мы нашли место, чтобы присесть, и с готовностью воспользовались этим приглашением, потому что успели уже устать. Каспар распаковал узлы с одеждой и достал две легкие, но теплые шубы и другие меховые вещи, которые я взял для защиты от охлаждения во время отдыха наших разгоряченных ходьбою тел и ног. Облачившись в меха, мы стали подкрепляться едой и питьем. Для этого было достаточно немного вина и хлеба. Покончив с трапезой, я взглянул на термометр, который сразу по нашем прибытии сюда повесил в открытом месте на свой альпеншток, и показал своему спутнику Каспару, что здесь наверху теплее, чем было вчера в это же время суток в долине озера. Солнце очень сильно светило на снег, не было ни малейшего ветерка, на зеленовато-голубоватом небе висело несколько очень тонких белых полосок. С выступа скалы, откуда открывался вид на озеро, можно было довольно легко заметить, что внизу стелется не только более плотный, но и более холодный слой воздуха: хотя озеро вырисовывалось очень четко, по белым или белокрапчатым его берегам тянулась тонкая, с голубоватым отливом дымка, показывавшая, что наш верхний, более теплый слой воздуха граничит там с более холодным, уже стоящим над озером, отчего и образуется эта туманность. Я только взглянул еще на измерители влажности воздуха и атмосферного давления, а потом Каспар собрал наши одеяла и шубы, я — свои приборы, и мы пошли дальше.