Бабайка - [15]

— Не пытайся строить кривую по двум точкам, — заметила Линда.

— Значит, всё что угодно. Всё необычное. Всё странное. Особое внимание новым артефактам. Раньше завтрашнего вечера круг сузить вряд ли удастся.

И понеслось.

Пальцы Лю летали по клавиатуре, снова и снова забивая строку поиска. Линда анализировала информацию, которую кидал ей Лю, двигая мышью и взрываясь иногда шелестом клавиш. Я сидел подобно чурке и лишь отвечал на вопросы, которые изредка задавала мне Линда. Причём вопросов этих я не понимал вообще. То есть я их понимал, но не понимал, почему именно эти вопросы. Через два часа было отобрано 142 факта, которые показались им интересными.

Перерыв. Время обеда.

Перекусить, посетить туалет. Надо, кстати, разобраться, что там к чему. А то уж больно он навороченный.

— Мало, — сказала Линда, энергично поедая что-то вроде пиццы. — Уже после первого приближения останется не более пятнадцати. Мало. Надо хотя бы еще пятьсот. Тогда только получим приличную вероятность.

— Хоть какая-то у тебя есть версия? — Лю сидел на подоконнике с пластиковой бутылкой в руке и смотрел за окно.

— В сети попался мне любопытный термин — Призма мира. Суть — наш мир, это не весь мир, а всего лишь часть его.

— И что в этом такого необычного? — приподнял брови Лю. — Ясно, что есть другие миры, кроме нашего.

Я сделал из листка бумаги самолетик.

— Ты торопишься, — сказала Линда, и Лю заткнулся. — Я имею в виду не космологию. Гипотеза такая: наш мир — это всего лишь часть мира, отобранная по какому-то признаку. Есть другие части-миры. Суть этого признака я не уловила. Нигде об этом прямо не говорится. Ясно только, что это какое-то качество, присущее только нашему миру. Выводы из этого вытекают самые разные… например, что миры могут быть взаимоисключающи, ну как свет и тьма, а есть совершенно бредовые, например, что есть мир, в котором все эти признаки есть.

Я открыл окно и пустил самолётик. Он пошел по прямой пологой траектории. Не часто удается сделать такой удачный самолетик.

Линда и Лю переглянулись. Девушка еле заметно пожала плечами.

Похоже, что я отмочил что-то из ряда вон выходящее.

— Он — из другого такого мира? — спросил Лю.

— В эту гипотезу укладываются все факты. Собственно её и измыслили, пытаясь объяснить Артефакты и пришельцев.

— Искусственно сконструированная теория… — пробормотал Лю, глядя на меня.

— В общем, да. Но, повторяю, в неё укладываются все факты. Если взять её в качестве рабочей, то мы должны искать пришельцев.

— А это что, физическая теория? — спросил я.

— Нет, — ответила Линда, — философская.

Всё чудесатее и чудесатее.

— Когда бабайка был Змеем, он был оранжевым змеем, — сказал я. Дабы внести свою лепту в научный поиск.

— Оранжевым? — удивилась Линда. Лю же молча смотрел на меня, ожидая пояснений.

— В смысле… — я замялся. Дьябл, как это объяснить? — В общем, он не выделялся и выглядел, как обычный змей того мира.

— Что это за слово — «оранжевым»? — спросила Линда.

— Мимикрия? — спросил Лю.

— Да, — сказал я.

— А мальчик? — спросила Линда. Было ясно, что к вопросу об оранжевом она при удобном случае ещё вернётся.

— Что мальчик?

— Как выглядел твой сын? — нетерпеливо пояснила Линда.

Лю подался ко мне, в его глазах блеснуло понимание.

Вот как, значит, подумал я, чувствуя, как заслабело в коленях, Никита же был оранжевым. Не ярко оранжевым, бледноватым, но всё равно — оранжевым. Глаз мой там замылился, что ли? Почему я сразу это не понял, думал я, сгорбившись и уткнувши свою глупую голову в ладони.

— Значит, он был таким же, как они? — сказал утвердительно Лю.

Я закивал мелко и часто, не отрывая рук от лица.

Может быть, всё дело в том, что когда долго смотришь, изображение перестает для тебя быть монохромным. Смотрим же мы чёрно-белый телевизор.

— Нам надо переключиться, — сказала Линда. — Лю, давай посмотрим фотографии.

— О! — сказал Лю. — Ты сделала фотографии с праздника?

И они стали что-то смотреть, не обращая на меня внимания, восклицая, и перемежая просмотр короткими смешками.

Я поднял голову.

На самом большом мониторе парил дракон. Ну то есть больше всего это существо походило на дракона, как я его себе представляю.

— Красивый, правда? — сказала Линда. — Гляди, Че… Лю, эти наросты. Он будто в очках.

Бдыжчжь! В голове моей словно вспышка полыхнула.

Изображение сменилось. Теперь на экране был какое-то здание и толпа перед ним.

— Назад, — крикнул я, кинувшись к столу. — Отмотай! …отлистай! верни назад!

Лю и Линда повернули головы на меня. Потом Линда, не глядя, щёлкнула мышью, и на мониторе снова появился дракон. Я припал к монитору. Действительно похоже на очки, и нарост сзади, маленький нарост, который я сначала принял за часть гребня.

— Не надо лезть в монитор, — сказал Лю.

Изображение мигнуло три раза, увеличивая размеры деталей. Линда повела мышью, наводя на голову дракона.

На парящем жёлтом драконе, у основания головы, в затылочной части, в каком-то специальном седле сидел мой маленький сын, мой маленький жёлтый сын, и в его жёлтых глазах сияли радость и восторг.

— Никита, — прошептал я. — Никита.

— Увеличь и распечатай, — сказал Лю.

— Повезло, — сказал я. — Как повезло.