Баба Яга - [9]

— Вставай, хозяйка. Пришли супостаты тебя изводить.

— Какие-такие супостаты? Ты чего несешь, хвостатый?

Я кинулась к окну, на ходу натягивая джинсы и свитер. За окном творилось светопреставление. По воздуху летали ветки и мусор помельче. Все крутилось и вращалось с огромной скоростью. Сквозь сплошную завесу что-то ещё разглядеть было невозможно. А на полянке, судя по звукам, явно что-то происходило. Кроме завываний ветра, слышался скрежет и треск. Будто кто-то очень большой лупил со всей силы железом по дереву.

— Лешак сражается, — шёпотом мне в ухо доложил кот.

— Он же вроде с царевичем ушёл, — засомневалась я, стараясь почему-то тоже говорить тише.

— Вернулся уж, поспел, — ответил мне кот.

Ну вот и что делать? Сидеть и ждать, кто победит?!

— Тим, а Баба Яга чего бы сделала?

Тимофей посмотрел на меня презрительно и прошипел.

— Настоящая Баба Яга много бы чего смогла. К примеру, лес позвала бы на помощь. Но лешак уже позвал. Так что сиди и не рыпайся.

— Ну, Тим. Может я все-таки чем-нибудь смогу помочь? — не унималась я.

— Все в сундуке. Под лежанкой, — отмахнулся от меня котэ и уставился в окно.

А я пошла на поиски баб-ягинских сокровищ. Под лежанкой обнаружился большой кованый сундук из потемневшего от времени дерева, который собственно и служил лежанкой. А в сундуке том нашлось много чего диковинного. И сапоги красные, и скатерть вышитая, и гребень… Гребень!

Я схватила гребень и ринулась на выход.

— Кудаааа?! — заорал дурью Тимофей мне во след, обхватил башку лапами и зажмурился.

Входная дверь приоткрылась не сразу. А в щель моментально надуло мелкого мусора. Тем временем, я кинула гребень, и не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше, посильнее зажмурилась и представила себе…

За дверью загудело, словно в гигантском медном тазу по стенкам возили огромной железной поварёшкой. Потом послышались неясные голоса. Будто гигант кричал в рупор, усиленный через микрофон, призывы идти вперед.

Жутко хотелось посмотреть, что происходит снаружи, но дверь открывать было боязно. Кинулась в горницу к окошку. Тимофей держал хвост трубой, загораживая обзор. Хвост слегка подрагивал от возбуждения.

— Ну что там? Получилось? — так и хотелось отогнать хвостатого от окошка. Постеснялась, однако.

— Получилось! — орал кот, потрясая хвостом. — Получилось! Наши побеждают! Урра!!!

Стало немного обидно. Как подвиги совершать, гребни в бурю метать, так мне. А как «Ура» орать, да победу праздновать, так некоторые усатые тут как тут?!

Снаружи ещё немного пошумело, и стихло. Скрипнула входная дверь и ещё через минуту из сеней послышался громкий стон. Я кинулась на звук. В сенцах, привалившись к стене, на полу сидел лешак. Видок у него был ещё тот. Одежка в лохмотьях, в торчащих в разные стороны волосах мелкий мусор, лица за грязью почти не различить.

— Дедуль, ты живой? — прошептала я, вглядываясь лешаку в лицо.

— Я тебе не дедуль. Ефимом меня зовут, поняла? — и на меня взглянули усталые, но довольно молодые пронзительные зеленоватые глаза.

— Поняла… Тебя, Ефимушка, может на лавку в горницу?

— Нееее, Настюх. Я тута маленько полежу. Небось, не помру. У нас у леших свои сроки.

И леший Ефим притих. А мне приспичило. Я открыла дверь на улицу и осмотрелась. Вслед мне полетело очередное наставление от кота.

— За избушку зайди!

Понятно, удобства на улице. Ну я и пошла. Пока шла, ворчала. И кто мне ещё тут будет про блага цивилизации втюхивать? Ни туалета нормального, ни душа.

Когда я возвращалась, окинула полянку взором и расстроилась. Вся полянка в ветках, в мусоре. Пошла искать гребешок, и… нашла! Будто сам в руки прыгнул.

Когда вернулась, Ефим все ещё отдыхал в сенцах. А в горнице кот хозяйничал, на стол накрывал.

— Давай, хозяйка, лешака зови, обедать будем.

— Ефим сказал не трогать. Пусть отдыхает. Мы ему оставим.

— Зачем? Ему свеженького, когда проснется, попросим.

На столе дымилась гречневая каша, источая сладкий аромат. Пыхтел самовар. Румяные плюшки пахли свежей выпечкой. Кот выложил кашу из чугунка в глиняные плошки. Потом достал банку с вареньем, и сунул было лапу внутрь.

— Ээээ! А ты лапы мыл?!

Кот обиженно на меня посмотрел и поставил банку на стол. Я пошарила на полке и нашла небольшую плошку. Как раз под варенье.

Пока чай пили, я решила все же уточнить.

— Тим, а у вас что, ни канализации, ни водопровода?

Кот обиженно на меня посмотрел и сказал.

— Штойто? У нас всё есть. Только некоторые по привычке на двор норовят.

— Тааак… А раньше сказать не мог?

— Не успел, — в глазах кота читалось злорадство вперемешку с ехидством. Ах ты ж подлюка! — Ну рассказывай.

Кот потянулся, зевнул.

— А что рассказывать? Вона в сенцах вход в подсобные помещения.

Я не поленилась посмотреть. И правда, в сенцах обнаружилась неприметная дверка. Избушка оказалась внутри больше, чем снаружи. Открыв дверку, я попала в небольшую комнатку. С одной стороны — лавка, а с другой — раковина и ванна. И раковина, и ванна были из… огромных перламутровых раковин. Или просто стилизованы под огромные перламутровые раковины. Как-то не верилось, что такие могут существовать в природе. В раковину по желобку откуда-то из-под потолка стекала тонкой струйкой вода. Рядышком еще дверка, за ней унитаз, бачок наверху, водичка журчит. Эти удобства мне были знакомы хорошо. Ну что ж, всё честь по чести. Я вернулась в комнатку, подставила руку под струю — холодная. Подержала подольше, вода начала теплеть. Уууу, горяченькая пошла! Повертела желобок — и в ванну налить можно. Увидала еще дверку. Заглянула — банька. С лавочкой. В углу — горстка увесистых булыжничков. Рядышком желобок и опять-таки откуда-то сверху водичка течёт. Так, жить можно. И… не принять ли мне душ? И приняла. Водичка мягонькая. На полочке мыло жидкое пахучее в плошке глиняной. Рядышком мочалочки висят. В предбаннике в шкафчике простынка мохнатая нашлась. Настроение поднялось, и я затянула любимую «Естудей». Нравилось мне эту песенку битловскую искажать на русский лад в минуты отдыха и умиротворения. Не стыдно? Да нет. Я ж не публично. В одиночку можно и поёрничать.