Баба Яга и ее внучки Ягобабочки - [9]
— Нет, я главней! — упёрся Фома.
— Нет, я! — выходит из себя Ерёма.
И тут — пошло, поехало! Некогда братцам за спором дрова колоть, некогда с полатей слезать, и Марфуша не знает, как их помирить. Да ей и самой недосуг. Марфуше надо подоить корову, отправить её к пастуху в стадо, которое давно уж мимо избы пропылило.
А тут ещё, не успела Марфуша управиться с коровой, как вспомнилось ей и про другую заботу. Про строгий-престрогий наказ батюшки о сене на лугах.
Глянула она в окошко на совсем теперь высокое солнышко и закричала братцам на полати:
— Ох, братики! Да сколько же можно шуметь, сколько же можно перепираться? Слазьте! Я вам вместо щей парного молока по кружке налью, да и поезжайте скорее по сено!
От молока братцы не отказались, с полатей слезли, выпили по полной кружке.
Выпили, отпыхнулись, Фома Ерёме говорит:
— Иди, лошадь запрягай!
А Ерёма отвечает:
— Надо мной не распоряжайся! Иди, сам запрягай!
И опять они схватились. Опять меж ними дым коромыслом, а время идёт да идёт. И Марфуша вздохнула, головой покачала, да и пошла лошадь в телегу запрягать сама.
Пойти-то пошла, и лошадь из конюшни вывела, и хомут на неё накинула, а вот в оглобли не может она лошадь направить никак. Лошадка-то была упрямая, не хуже братцев, и с нею сладить без крепкой руки тоже невозможно. Билась с нею Марфуша, билась — заплакала на весь двор.
А рядом был двор другой. При том дворе жил хороший, мссёлый парень — Иванушка-сосед. Услыхал он Марфушины горькие охи да ахи, перескочил ограду, говорит:
— Давай я тебе, Марфинька, помогу!
И разом поставил лошадь в оглобли, дугу в гужи заправил, вожжи к узде пристегнул, а потом Марфушу спрашивает:
— Куда это ты в одиночку собралась?
Марфуша сквозь слёзы всё ему объяснила, поведала и про милых братцев, которые до сего часа спорят, а вот-вот строгий батюшка вернётся, и до его прихода надо успеть сено привезти.
Засмеялся Иванушка:
— Не плачь! Сейчас я твоих братцев по сено-то налажу!
Заглянул он в избу, крикнул:
— Эй, мужики! Кто из вас первым по сено соберётся да с ним раньше батюшки домой вернётся, того и станем главным считать. Я сам, как сосед, буду тому свидетелем.
И тут Фома из избы — долой, Ерёма тоже из избы — долой.
И совсем было они запрыгнули оба вместе в телегу, да опять ударились в перепалку: кому вожжи держать, кому лошадью управлять. Ведь каждый желает стать и тут первым, главным.
Глядя на такое дело, даже Иванушка перестал смеяться. Видит он: милые братцы не стронутся с места ни сейчас, ни через час. Выхватил он у них вожжи, вспрыгнул на телегу сам, погнал лошадь вскачь, закричал оторопелым братцам:
— Догоняйте! А если не догоните, то я вашу упрямую кобылу вместе с телегой где-нито на базаре продам! Да и сам не вернусь! Надоело мне на вас глядеть! Надоело таких, как мы, соседей иметь!
Братцы на миг и про спор позабыли. Им не соседа потерять жалко, им лошади жалко. Они всё ж, какие никакие, а хозяева.
И пустились они вдогон. А Иванушка, конечно, не на базар правит, а всё на луга да на луга. Так он туда милых братцев на их собственных ногах и доставил. А там он — то Фоме на ухо шепнёт, его, Фому, похвалит, главенство ему пообещает, то Ерёме то же самое пошепчет; вот они у него, друг друга обгоняя, сено-то всё и сгребли, и на телегу навили целый воз.
Ну, а на обратном пути заново вожжи делить Иванушка опять им не дал. Он им сказал:
— Погодите, не спешите, ещё наделитесь…
И как в воду смотрел!
Приехали с сеном домой, а там Марфуша сама кое-как берёзовый кряж расколола, печку, наконец, истопила, сварила щи. Наваристые щи, с говядиной.
Воз с сеном к избе подъезжает, окна там по жаре раскрыты и горячими щами пахнет на весь двор.
Фома с Ерёмой, с утра-то почти не евши, закрутили носами, к крыльцу потянулись. Да Иванушка им снова, каждому по отдельности, словечко своё нашептал, и они сено не только свалили с телеги, а и перекидали на поветь под крышу.
Марфуша с крыльца смотрит, не может надивиться. Потом всех к столу зовёт. Но Иванушка тут отказался. Он говорит:
— Я ведь тебе, Марфинька, совсем-совсем не из-за щей помог!
И он Марфиньке этак славно улыбнулся, да и упрыгнул обратным ходом через ограду во двор свой.
А Фома с Ерёмой уселись в избе за стол. Уселись, взяли ложки и сначала принялись хлебать безо всяких перетычек.
Но вот щи убывают, в них мясо показалось, и Фома объявляет Ерёме:
— Раньше мы начинали мясо изо щей таскать только после того, как батюшка по чашке ложкой стукнет… Вот ты, Ерёма, и жди, когда стукну я.
— Нет! Это ты жди, когда стукну я! — всколыхнулся Ерёма.
— Нет — я! Нет — я! — зашумели они на прежний лад, да и так разбушевались, что ложкой-то Фома не по чашке стукнул, а треснул Ерёму по лбу.
Ерёма в ответ Фоме тоже ложкой по тому же месту съездил!
А тут открывается в избу дверь — в ней батюшка стоит, за ним — матушка.
Батюшка на Фому с Ерёмой смотрит, ничего не может понять. Щи перед братьями разлиты, чашка перевёрнута, ложки расколоты, на лбу у каждого по здоровенной шишке.
Мать в изумлении так на пороге и села, а батюшка кричит:
— Вы что?!
Но братья молчат, лишь глазами хлопают. Тогда батюшка спрашивает Марфушу:
