Ба инь, или Сказки колокольчиков - [14]

Из складок одежды колдунья Вэй достала свиток с иероглифами и положила его в колыбель. "Би-Юнь" было написано на бумаге, "Би-Юнь" — "Та, Которая Спит".

— Что ты там подсунула, карга? — воскликнул император, смял свиток и бросил его в жаровню на фиолетово-алые угли. — Эй, стража! Гоните прочь эту лже-знахарку и унесите… — император, не скрывая отвращения, указал на дочь.

В дальних покоях дворца росла Би-Юнь. Да, Би-Юнь: одна из кормилиц успела прочесть иероглифы на том свитке, что старуха Вэй положила в колыбель. Очень уж подходило это прозвище тихой и молчаливой девочке, гораздо больше родного имени. И ведь никто из придворных даже и не подумал, что не прозвище это вовсе, а проклятие, такие вот дела.

Отец никогда не навещал Би-Юнь, но она этим вовсе не огорчалась. Ее вообще ничего не огорчало и ничего не радовало. Никто никогда не видел, чтобы Би-Юнь плакала или смеялась. Тихая росла девочка. Тихая и молчаливая.

На окраине столицы Подлунной жил мальчик, которого все соседские ребята презирали за трусость. "Дэй-Тян" дразнили его, "Человек, Прячущийся В Собственную Тень". И, наверное, за дело дразнили. Дэй-Тян не умел драться, не умел воровать всякую мелочь у торговцев на рынке, не умел прыгать с крыш и сражаться деревянными мечами. В то время как другие носились по улицам, проказили и шумели, Дей-Тян сидел в доме и читал. "Что ты там нашел в этих книгах? — сердилась мать, — Иди лучше поиграй. Целыми днями из тени не вылезаешь, вот уж воистину "Дэй-Тян", простите меня, Боги-Близнецы!"

Когда Дэй-Тяну пришла пора идти на императорскую службу, воин, осматривающий новобранцев, не скрывал презрительной усмешки: "Руки слабые, ноги слабые, четверть ди пробежал — задыхаешься, ну, какой из тебя солдат?" "Плохой," — признал Дэй-Тян. "Поговори мне еще! — пригрозил воин. — Будешь служить в обозе при кухне. Может, там от тебя будет хоть какая-то польза." И ведь угадал воин! Еще как угадал! Поначалу, конечно, от Дэй-Тяна вреда было гораздо больше: то мешок с рисом в грязь уронит, то за очагом не доглядит, то еще что-нибудь вытворит по вечной своей задумчивости.

— Говорят, у императора дочка такая же, на ходу спит, — подшучивали над Дэй-Тяном кашевары, — Вот бы вас познакомить.

Дэй-Тян этого предложения так искренне пугался, что все вокруг просто покатывались со смеху.

Однако, однако. Как-то раз старший повар, под началом которого служил Дэй-Тян, готовил торжественный обед для заезжего начальства. По этому случаю на кухню доставили целый куст джугая, свежий сок из листьев которого обладает способностью придавать изысканый вкус любому блюду. Правда, для этого надо брать только свежесорванные листья, а растет джугай на склонах одной-единственной горы. Поэтому кусты джугая выкапывают вместе с землей и корнями, и так перевозят. Более того, джугай настолько нежное растение, что стоит сорвать один-единственный лист, и куст умирает.

Ух, как старший повар трясся над драгоценной посылкой, близко никого не подпускал. Еще бы, из самой столицы начальство пожаловало, как тут не расстараться. В самый последний момент, когда все кушанья уже были приготовлены и разложены, старший повар лично оборвал листья джугая, окатил кипятком…

— Не делайте этого! — вдруг воскликнул Дэй-Тян. — Нельзя кипятком!

— А ну, пошел вон! — закричал старший повар, от неожиданности плеснувший горячую воду себе на ногу.

— Нельзя кипятком, — упрямо повторил Дэй-Тян, — от этого сок становится нехорош и только ухудшает вкус, я читал.

— Уберите от меня этого всезнайку! — в бешенстве заорал старший повар.

Эх-эх, лучше бы он прислушался! Ничего, когда заезжее начальство устроило разнос за отвратительную пищу, дырявые палатки, тупые мечи и плохую дисциплину, нашлись люди, рассказали командиру, что Дэй-Тян предупреждал старшего повара.

Так, внезапно для себя, Дэй-Тян стал старшим поваром большого обоза. На характер Дэй-Тяна это, впрочем, не повлияло. Он не то, чтобы приказать, попросить лишний раз, стеснялся, а, может, боялся, кто знает. Но оказалось, что приказывать больно-то и не надо. Кашевары и без постоянных окриков прекрасно справлялись со своими обязанностями, а неожиданно открывшееся знание Дэй-Тяном разных кулинарных хитростей, только добавляло уважения. Кто служил, знает, сколько немудреной радости доставляет воину вкусная еда, а если повар еще и чем-нибудь неожиданным побалует, так благодарности предела нет.

Слава о замечательном кашеваре разлетелась по всей армии Подлунной, и не удивительно, что вскоре Дэй-Тян заправлял кухней императорской гвардии — покушать и во дворцах любят.

Тем временем дочери императора Ла, прозванной Би-Юнь, исполнилось шестнадцать лет, и она оставалась единственным ребенком своего отца.

— Спроси Богов-Близнецов, чем я их прогневал, почему у меня больше нет детей? — не раз и не два приказывал император верховному жрецу.

— Они отказываются отвечать, — Разводил руками верховный жрец. — Хирам отводит глаза, а Хурам смеется.

— Но хоть что-то они говорят?

— Однажды Хирам сказал, вы, мой император, должны разбудить спящего…

— Я это уже слышал! Какого спящего, будь он девяносто раз проклят?