Б.В.Г - [3]

Шрифт
Интервал


— Люди живут теперь дольше. И почти не воюют.

— Это хорошо.

— Плохо. «Университет» еще этот…

— Ага. Кланов нет. А люди все равно разделены.

— Солдаты… земледельцы…

— …ученые… книжные черви!.. Сколько в этом «Университете» хороших мальцов пропало!..


Рон идет мимо, обняв Дара за плечи. Мать и сын одинакового роста. Но Дару только тринадцать, он еще вырастет. И будет очень похож на Влада.

По небу летят острова. Старики говорят, парад продлится еще несколько дней.

Глава четвертая. Верю в сны

Видения с высоты забавляли меня. Я щурился на свет и вглядывался в жизнь на земле. Пытался понять, что это за цивилизация там, внизу, накрытая моей ползущей тенью. Развалины; землянки, похожие на скопления звериных норок. Тропинки, змеящиеся в талой слякоти…

Я был огромен. Хотя когда-то был еще больше. Сейчас меня разбили на тысячи осколков, летящих в небе, подобно огромным сказочным островам. Я мог смотреть вниз с любого из них. Я мог забывать о них и оказываться ближе, если меня интересовало что-то.

Сейчас я искал мальчишку. От скачки с острова на остров у меня помутилось в глазах. Но я почуял — просто надо было вернуться много назад. И вот подо мной та самая равнина. И вот немного выше — и там еще одно поселение с развалинами, норками и паутиной дорожек.

По краям, за частоколом из срезанных по краю ржавых труб лежат настоящие поля. Я летел, путаясь в колосьях уродливых, толстостебельных злаков с тяжелыми пятнистыми зернами. Я сразмаху пронесся мимо труб, подумав, что, подуй я в них, они бы зазвучали, как орган.

Невидимый для всех остальных людей, я брел по улицам, пока не почувствовал на себе внимательный взгляд. Внимание было пристальным. Я обернулся.

Белобрысый лохматый пацан, тот самый, что сидел рядом с моим мальчишкой в первый день, смотрел на меня в упор.

Я повертел головой — больше никто меня не видел. Я был бесплотен. Я был не более чем воздух, люди свободно проходили через меня… А он — смотрел. И проводил меня взглядом, когда я поспешил убраться из его поля зрения.

…Я его нашел, когда в мой сон ворвался визг будильника, таща меня за шкирку обратно в реальность. Изо всех сил я сопротивлялся и цеплялся за этот мир. Мир, где шли, обнявшись двое — мать и сын…


Будильник давно уже перестал звонить. Меня разбудила Шура. Она беспокоилась, чтобы я не опоздал на работу. БЕСПОКОИЛАСЬ!!! ОБ ЭТОМ!!! О, как я был зол! Я наорал на нее…

Потом напялил мятый костюм, что просто некстати попался мне тогда, сгреб со стола кейс и вылетел из дома, хлопнув дверью.

Вечером я извинялся, искренне раскаиваясь.

Я извинялся, глядя ей в глаза… и (псих я, псих!) ее внешность плыла, через ее лицо проглядывало то, из сна — с копной косичек, что «похожи на дикие заросли, из-под которых ярко и пристально смотрят малахитово-зеленые глаза». И это лицо заставляло кипяток в моей душе плескаться, накатывая мучительными удушливыми волнами.

Мне было плохо. Мне было больно. Возможно, поэтому я извинялся так искренне…

Шура меня простила.

А я отказался от ужина и сбежал спать.

Глава пятая. Не шаман

Мих был не большой любитель читать. Возможно, именно потому, что плохо видел. Мир в его глазах совершенно расплывался уже в нескольких шагах. Но это не значит, что вблизи он видел много лучше… Когда Мих читал, что случалось редко, то чуть ли не водил носом по бумаге, а если приходилось что-то писать, то его угловатые, здоровенные буквы можно было свободно читать с довольно-таки приличного расстояния.

Без чтения он вполне обходился. Ему повезло с хорошей памятью и умением общаться, так что большую часть времени, когда настроение было учиться а не дурачиться под ярким солнышком и стаями пролетающих по небу островов, Мих пропадал в лабораториях, помогая по мелочи и задавая кучу вопросов. Так что это был почти чисто практик.

Дар тоже иногда появлялся в лабораториях; один из висящих в кладовке халатов был его. Но больше он сидел в «универской» библиотеке, где-нибудь в тихом укромном углу над кучей толстенных фолиантов, и просто читал все, что казалось ему интересным. А потом, когда чужие мысли и суждения проходили через призму его сознания, он пересказывал их Миху. Обычно двое друзей собирались как-нибудь вечером на «университетской» крыше и разговаривали. Причем Мих обычно слушал.

Что было примечательного в «лекциях» Дара, так это то, что он не просто пересказывал прочитанное, как попугай, а спорил с древними книжками.

Порой в такие минуты, слушая взволнованного, ушедшего в противоречия сына, Рон начинала видеть в нем что-то недетское, что-то от воинственного отца. Но полем битвы Дара был разум.

Рон могла бы назвать кучу людей, умнее и образованнее своего сына, даже среди его ровесников, но такого запала, такой божественной искры не было ни в одном из них. Им суждено было скоро остановиться на пути и просто смотреть, как маленький Дар, даже не заметив того, пронесется мимо. Они все — пули на излете…

Но на каждый плюс находился минус, и это было ужаснее всего. Это как висеть между небом и землей… Дар не был гением. Дар никак не тянул на такого ребенка, какой не рождался по крайней мере 2000 лет(а это предсказывали)… Высокого смысла в жизни у него тоже не было. Он просто жил и радовался. В полной гармонии с миром. Не стремясь ничего изменить…


Еще от автора Ольга Андреевна Макарова
Камень первый. Холодный обсидиан

Ни ростом, ни, судя по взгляду, опытом, ученик миродержцев не отличался, НО: на груди у него на какой-то бестолковой веревочке болтался крупный харуспекс с ОТКРЫТОЙ лицензией. Есть о чем задуматься…


Осколки чего-то красивого

Это дневник сказочника. Бальгар — 18-летний парень, студент биофака, но у него есть особый талант — находить в событиях обычной жизни ключи к сказкам. Очень рекомендуется тем, кому мир кажется скучным и безнадежным. Окрыляет.Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек…


Камень второй. Горящий обсидиан

В отличие от отца, Карина Каргилл очень уважала древние сказания и всегда обращалась к ним. Так вот, сразу в нескольких из них упоминалось это сияние, не угасающее ни днем, ни ночью. Там говорилось, что все харуспексы образовались из остывшего вулканического стекла: оно почернело, когда жар вулкана угас. Но были и такие, что сохранили в себе этот первозданный жар… Красный глаз, Горящий Обсидиан, Око войны — много имен давали одному и тому же явлению, но ни одно из них не было добрым, словно светящиеся изнутри камни прокляты.


Камень третий. Дымчатый обсидиан

Поначалу Кангасска окружала только темнота. Воздух же был неподвижен. Но совсем скоро потянуло сквозняком и появился первый цвет. Светился сам обсидиан. Дымчатый, весь в туманно-белых прожилках, он был здесь всюду. И обсидиановые пещеры, вопреки названию, напоминали скорее величественные дома Странников — с высокими купольными потолками и причудливыми наплывами по стенам. Здесь было красиво… и отчего-то невероятно спокойно.


Спасаясь от войны, или Закрытые небеса

Аннотация: Предыстория «Галереи миров». Что было до Зимы. (можно читать как до, так и после первой части — это не имеет значения)


Галерея Миров

Аннотация:…книга — дверь в иной мир… и картины, и мечты, и музыка… тоже двери. И есть люди, кому дано их открывать… Или придумывать?.. Существует ли что-нибудь там, где нас нет? Есть ли мир, вспыхнувший в воображении художника, писателя, поэта… в общем, творца… есть ли?


Рекомендуем почитать
Космические странники

В книге рассматривается вариант первого контакта с инопланетным разумом.Позитивного…!!! Контакта.


И вам еще кажется, что у вас неприятности?

Значительная часть современного американского юмора берет свое начало в еврейской культуре. Еврейский юмор, в свою очередь, оказался превосходным зеркалом общества благодаря неповторимому сочетанию языка, стиля, карикатурности и глубокой отчужденности.Вот вам милая еврейская супружеская пара, и у них есть дочь — дочь, которая вышла замуж за марсианина. Трудно найти большего гоя, чем он, не так ли?Или все-таки не так?Дж. Данн, составитель сборника Дибук с Мазлтов-IV. Американская еврейская фантастика.


Глюкомань

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Две копейки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пастухи вечности

Потомки атлантов живут среди людей. Они владеют мощным биологическим оружием и секретами бессмертия. Но один из них ради спасения любимой нарушил свой долг перед древней Коллегией. Теперь за ним охотятся не только его соплеменники, но и спецслужбы сильнейших держав мира. Передовые военные технологии — против биологического оружия древности. Тысячелетняя мудрость атлантов — против отлично обученных профессионалов незримой войны. Победитель получит власть над миром и личное бессмертие. Волей случая в эту незримую войну оказываются втянутыми двое подростков: брат и сестра из российской глубинки.


Веер с глазами из опала

В очередной том собрания сочинений Андрэ Нортон включены совершенно не типичные для творчества писательницы романы. Но приключения молодых героев, разворачивающиеся в вымышленной стране и на придуманном острове, не менее увлекательны, чем события большинства ее фантастических произведений.