Азовский поход - [29]

— Князь, уходить они будут через западные и северные ворота. Там поставим по роте преображенцев и семёновцев для шмона. Напротив остальных ворот поставим по два полка с пушками и казаков. Все корабли и прочее в порту под нашим контролем. Сейчас уже наши пушкари и стрельцы занимают стены с артилерией. Выходить будут по десять морд и шмонаться. А потом тикать как можно дальше, чтоб не накапливались. Начнём завтра с утра. — неспеша и отдуваясь поставил он меня в известность.

— Пойдёт. — согласился я. — а мы напротив западных и северных поставим "Бобика" с "Тортилой" и по "Ёжику". Ну и "Иблисы" наготове будем держать. Как ты думаешь, дня за два уйдут?

— Тут бы за четыре управиться. — махнул он рукой. — Сиятельство, а можно мне твоей ванной на "Осётре" попользоваться? Чешусь, спасу нет. Весь наскрозь пропотел.

Я велел бойцу править в порт, где к причалу уже притулился наш броненосец. За нами вокруг городских стен зацокала копытами потная царская свита. Уже через полчаса царская морда блаженствовала в белоснежном эмалированном корыте, потягивая охлаждённый морс через трубочку, а свиту в портках окатывал из шланга матрос на палубе. После купеля за обедом в салоне кают-компании Петя начал выдуривать у меня полевую кухню. Я показал ему дулю в кармане:

— Пётр Лексеич, побойся бога! Эта самобранка у меня здесь одна. Это, чтож получится: — Отдай жену дяде, а сам иди к бляди! Вот когда возвертаться домой стану, тогда и оставлю её тебе. Копируй, ставь на поток и корми армию. А раньше ни-ни, самому вкусно кушать хочется.

Мы с царём вкушали настоящий "адмиральский" обед с "адмиральским чаем", а его свита в кубрике довольствовалась китайской лапшой с бульонными кубиками и квасом. Обойдутся!! Не фиг морды баловать! Я их к обеду не приглашал и не ждал.

После обеда "бомбардир Михайлов" убыл в войска, к постоянному месту службы, а мы занялись своими, сугубо буянскими делами. В эту ночь "буратин" на Полях Чудес в городе было не меньше. А ещё там происходил активный "передел имущества" в виде ишаков.

Ещё до рассвета я уже сидел в салоне "Бобика" напротив северных ворот в одном ряду с десятком полевых бронзовых пушек. После восхода солнца ворота открылись и вышел первый десяток тряпкоголовых. Различного колюще-режущего железа каждый из них нёс не менее пуда, ну а чо, коль разрешили. Гвардейцы их шустро обхлопали и пропустили в степь. Конвейер заработал. Шмонали не так уж, чтобы шибко, до трусов не раздевали. И даже если находили драгмет и ювелирку, никого не вешали, а давали крепко по шеям и дружеским пинком отправляли к горизонту. После обеда меня в машине сменил Пиндос, а я почапал в порт. С закатом городские ворота закрылись и бесплатное кино кончилось до следующего утра.

Лишь на пятый день солдаты Петра вошли в город. Вошли тихо, спокойно, без выстрелов. Ни я, ни ещё кто-либо из наших в этом не учавствовали. Кныш с десятком казачков на "Ёжике" мотался по степи, отлавливая наиболее борзых татарчат. Эдик дронами картографировал ближайшие окрестности. Капитаны капитанили, механики механичили, матросы дурковали и драили палубы. Я ловил рыбу с лодки. Было откровенно скучно. И тут рядом нарисовался Муха. За этот год он заметно подрос и обзавёлся видимыми мускулами.

— Господин, меня к тебе не пускали, но я ждал и смотрел! — неожиданно по-русски с сильным акцентом сообшил он мне. Небольшой рыбачий баркас с мачтой качался на воде в двадцати метрах. Муха сидел на вёслах во всё той же "робе", из которой он заметно вырос. За румпелем баркаса сидел, с трудом узнаваемый, балаклавский Гаврош с пристани.

" Вот тебе и все мои бодигарды во всей красе! — невольно подумалось мне.

— А, юнга! Как дела, как семья, дети, жёны? Тучнеют ли твои стада, здоровы ли собаки? — приветствовал я его. Он сперва вызверился, потом заметил, что я смеюсь и подплыл вплотную.

— Господин, стад и собак у нас нет. Жён тоже, но есть раб Никита с Руси. Он старый, дёшево продали. Теперь он учит нас русскому языку, готовит еду и смотрит за домом. А это мой слуга, Керим. Мы ловим с ним рыбу и живём возле порта. Мы ждали тебя, господин.

— Хорошо, Муха. Приходи завтра утром к пристани, где стоит наш корабль и дождись меня. Буду из тебя делать большого человека. А теперь, геть! Не пугай мне рыбу. — я как раз собирался закурить.

Ладно, перепоручу завтра бусурманчат Эдюни, пущай из них информацию качает. А после, глядишь и окрестим. Пригодятся для чего-нибудь.

На второй день после занятия Кафы нарисовался царь с несколькими сундуками:

— Князь, твоя доля с города, позже ещё подвезут из Керчи и Еникале. Здесь только золото, серебро и украшения, для тебя отобрали лутшие, я сам проследил. Если тебя ещё что интересует, ты только скажи.

— Царь-батюшка, за сундуки, конешно, спасибо, а меня интересуют только молодые девки и дети пробывшие в плену не более месяца-двух, а всё остальное можешь оставить себе.

— Ну и что ты теперь намерен делать, твоё Сиятельство? — выжидательно уставился на меня Величество.

— Ну, хочу ещё с Гиреями встретиться. Попугать их немножко, чтоб не шибко залупались на тебя и твоё войско тута, пока меня не будет. — протянул я задумчиво. — Ты как? Сдюжишь керченский полуостров с этими городами до будущей весны удержать?