...Азорские острова - [27]

А утром, едва проснувшись, мы уже слышали голоса зрителей, пораньше забравшихся в класс и ожидавших начала представления. Было или не было оно объявлено, а выход у нас один — тут же начинать играть спектакль, устраивать концерт и снова завершать их митингом и беседой…

И так в каждом селе, в каждой деревне, где останавливался наш отряд. И так в продолжение полутора месяцев поездки, из которой возвратились мы усталые, но счастливые тем, что видели и что сделали…

И уже много позже, когда раздумывал я над тем, имею ли право идти на сцену и стоит ли посвящать жизнь искусству театра, воспоминания о путешествии культурно-просветительного отряда заставили меня решиться стать актером…

Вернувшись в Нолинск, увидел я, что в Народном доме и без моего директорства дела шли вполне успешно, а главное — в этом убедился отдел народного образования. Тут и кончилась моя руководящая деятельность.

Только через тридцать лет снова оказался я на ответственном месте. Случилось это в начале 1950 года. В первых числах февраля, если память не изменяет.

Вернулся я домой под вечер. Сели мы на кухне обедать, и пошла у нас неторопливая беседа о каких-то домашних происшествиях. Зазвенел телефон. Я вышел в коридор, взял трубку, и начался странный разговор.

— Это товарищ Чирков?

— Да.

— Говорят из города Вольска Саратовской области. Из райкома партии… Вот такое дело… Рабочие нашего цементного завода назвали вас своим кандидатом в депутаты Верховного Совета…

Мой собеседник замолчал, очевидно ожидая реакции с моей стороны.

У меня дыхание перехватило от неожиданности, от удивления. Но едва я овладел собою, едва собрался раскрыть рот, как тут же вспомнил, что сегодня, именно сегодня, всего через несколько часов, заканчивается регистрация кандидатов, а выдвинуты они были уже давно, больше месяца тому назад.

И теперь я понимаю, что со мною шутят. Среди моих знакомых есть люди, которые любят развлекаться, мистифицируя, разыгрывая своих приятелей.

Я крепко прижимаю телефонную трубку к уху и пытаюсь подслушать — не смеется ли там кто-нибудь надо мною. Слышу какие-то приглушенные голоса и молчу. И тогда тот, с кем я говорил, продолжает свою речь как-то не очень гладко:

— В нашем городе, значит… вас… любят созданный вами образ большевика… песенку его распевают…

А! Теперь я понимаю, с кем у меня идет разговор. Не однажды ловился я на удочку этого весельчака. Ну, да на этот раз он меня не изловил.

— Так, — отвечаю я, — а иди-ка ты… Дай хоть дообедать-то!.. — Я вешаю трубку, возвращаюсь к столу и говорю жене:

— Бернес!.. Трепется!..

Через минуту телефон звонит снова и тот же голое повторяет, что рабочие Вольского завода высоко ценят мое искусство…

Я рычу в трубку: «Перестань!» — и кидаю ее на рычажки.

Телефон не унимается и снова требует к себе. На этот раз к нему подходит жена и пытается угомонить разыгравшегося шутника:

— Марк! Хватит тебе… Дай человеку поесть!

Потом долго слушает, пожимает плечами, нерешительно бормочет:

— Пожалуйста, — тихонько кладет трубку и, подходя к столу, произносит: — Похож на Марка… но странно… никак не признается… стоит на своем… В общем, сказал, что тебе будут сейчас звонить из Саратова.

И действительно, вскоре снова затрещал междугородный звонок. Уже другой голос заявил, что он говорит из Саратовского обкома партии и что на самом деле Вольск и Хвалынск выдвигают мою кандидатуру в Верховный Совет… Мало того, этот человек настоятельно просил меня сейчас же, не теряя времени, телеграфировать в Вольский райком мое согласие баллотироваться на выборах от их избирательного округа:

— Не ожидайте телеграмм от избирателей. Известите их немедленно, что вы согласны. Даю вам слово, что мы не шутим! Ручаюсь вам, что просьбы хвалынцев и вольцев вы получите часа через два, а может быть, и того раньше. Но ваше согласие они должны иметь до двенадцати часов ночи, так как это последний срок регистрации кандидатов… А чтобы у вас не оставалось никаких сомнений в серьезности нашей просьбы, вам теперь же позвонят из ЦК партии… Так, пожалуйста, шлите телеграмму!

И опять позвонил телефон, и уже из ЦК подтвердили все, что говорили мне волжане.

И теперь, наконец, уверился я, что со мной не шутят, что на самом деле в моей жизни произошло необыкновенное, удивительное событие и что я могу радоваться и гордиться этим днем.

А через неделю я ехал на предвыборное собрание.

КАНИКУЛЫ

Осенью двадцать первого года мы, нолинские парни, целой компанией поступили в Петроградский политехнический институт и принялись сокрушать гранит науки. Все мои приятели занимались этим успешно, а у меня времени на учение не хватало: передо мной открылся разнообразнейший мир современного искусства, о котором я, темный провинциал, и не подозревал — богатейшие музеи, в каждый из которых надо было ходить по многу дней, удивительные проспекты и набережные города, от которых не хотелось уходить.

А сколько разных театров! И каждый объявлял все новые и новые премьеры. А разве можно было пропускать интереснейшие лекции и беседы на самые животрепещущие темы тех дней? Подумать только, ведь в Доме литераторов можно было увидеть и услышать самых настоящих живых писателей и поэтов… А сколько оказалось неизвестных, непрочитанных, но замечательных книг! Новые течения и направления в живописи, театре, литературе, музыке, о которых мы в Нолинске и понятия не имели.