Азия в огне - [33]

И присутствие Капиадже в лагере отца, и слова Тимура, сказанные ей в самом начале, о двойной силе связавших его с нею уз, силе любви и кровного родства, и неожиданная милость, которую он, по её просьбе, простер на всю миссию — были достаточными показателями того, что завоеватель не подавил в нем человека. Но Надя давала себе ясный отчет в том роковом обязательстве, которое взяла на себя, к которому приговорила себя — пожертвовать собою для спасения товарищей.

Эту жертву её благородная душа рассматривала, как выкуп у смерти, и она была готова ее принести, но она хотела видеть его достойным себя и той роли, которую она решила играть в его судьбе. Связанная отныне с грозой и «Господином», по воле которого она разразилась — она пойдет об руку с ним, верная ему до могилы, решившаяся пользоваться своим могуществом для того, чтобы предохранить своих друзей, а, может быть, и Европу от катастроф, которые готовятся. Кончится ли нашествие мало вероятным торжеством, или роковым разгромом, который она предчувствует — она заплатит своей жизнью за отступничество от Европы и преданность Тимуру.

Призыв Тимура не был для неё неожиданностью. Тем не менее, когда она стала с ним лицом к лицу, тоска сжала её сердце и отуманила ее взор. Кровь европеянки прилила к её мозгу. Она молчаливо и неподвижно ждала первых слов Тимура.

Но Тимур приблизился к ней и протянул руку жестом, одновременно мягким и повелительным. Она медленно опустила в нее свои пальчики, и Тимур повел ее к шелковистым коврам и усадил ее возле низеньких столиков, уставленных золотыми чашками, чеканными кувшинами и серебряным самоваром, украшенным бирюзой. Стоя, он долго смотрел на нее. Затем, прерывая взволнованное молчание, завоеватель произнес неровным голосом:

— Не угостите ли вы меня чаем, Надя?

Молодая женщина влила кипящей жидкости в приготовленные чашки, и по комнате разлился тонкий аромат царственного цветка. Она взяла одну из чашек и молча придвинула к Тимуру.

— Отпейте! — приказал он.

Она удивленно взглянула на него и коснулась губами края чашки.

Тимур быстро принял ее у неё из рук и, подняв ее до высоты своих засверкавших глаз, устремленных на молодую девушку, воскликнул:

— Из этой чашки, которой коснулись ваши уста, пью за вас, Надя, как за царицу Азии!

Бледность покрыла её черты, и она протянула руку как бы в знак протеста, но Тимур продолжал:

— Надя, я тебя не видел с того незабвенного часа, когда ты разгадала, что я люблю тебя. Ты, невидимая, шла вместе со мною за толпами моих войск. И, во время походов и сражений, в песках Гоби и снегах Памиров, сердце завоевателя было верно тебе. Сегодня на моем челе засияла слава всех прошлых веков. Азия короновала меня, как своего сына и повелителя. Мир принадлежит мне! Но мое торжество не будет полным, если ты не разделишь его со мною. Сама судьба привела тебя ко мне. Ты сама поняла это! Ты — моей крови и вняла голосу судьбы. Раздели же со мной мою корону, корону, которую ты видела сегодня на моей голове при всеобщей радости и ликовании.

Надя слушала, смущенная, так как эти речи сулили ей то, что превосходило её страхи или её желания.

Быть женой Тимура, разделить его трон — хорошо ли она понимает смысл слов, которые поражают её слух.

Бледная, со стиснутыми губами и полузакрытыми глазами, она не могла вымолвить ни слова.

Тимур приблизился к ней и схватил ее за руку.

— Будьте со мною, Надя! Вы будете красою и милостью, царящими над моим победоносным шествием. Вы будете его путеводной звездой, я это чувствую. Мы, победители, в свою очередь, нуждаемся в женском милосердии!

Последние слова помогли Наде собраться с мыслями, и она быстрым движением отняла свою руку у Тимура, пристально на него взглянула и спросила:

— Где мои друзья? Что с ними?

Тимур сначала удивился, затем улыбнулся.

— Вы не забыли о них!.. Они живы!..

— Они живы?! Они здесь? Что вы хотите с ними сделать? О! Тимур!.. Вы говорите о милосердии женщин — искренни ли вы? Вы взяли мою жизнь, взамен их жизней. Сдержали ли вы вашу клятву?

Слова торопливо и прерывисто слетали с дрожащих уст Нади. Она встала и как бы приготовилась к защите.

Пламя гнева покрыло краской чело императора. Но взгляд его скоро смягчился.

— Тимур держит свое слово полностью. Царице Азии он не отказывает ни в чем. Европейцы следовали за мной и видели мое торжество. Как и ты, они сегодня присутствовали на короновании. Я действую вопреки голосу крови, оставляя их в живых. Ламы предсказывают мне, что их присутствие станет для меня роковым. Что мне до того!

Если ты меня любишь, я всегда буду достаточно силен, чтобы их не бояться. Твоя любовь — ручательство за их жизнь и за мою!

По мере того, как Тимур говорил, Надя все более и более убеждалась в его искренности и в той власти, которую она имеет над ним. Успокоенная за своих друзей, она могла теперь разговаривать и отвечать на изъяснения завоевателя.

Он производил на нее странное впечатление и внушал ей неотразимую симпатию — этот победитель, не побоявшийся предложить корону ей, европеянке, пренебрегая враждой фнатических лам. Но душа её была охвачена мучительным нежеланием подчиниться увлекающему ее року. Спасая своих друзей и себя такою ценою, она должна порвать с Европой и всем, что ей было дорого до сих пор.