Азимут «Уральского следопыта» - [41]

Почти год продолжался неравный бой. Наконец школу узаконили.

Что и говорить, в Надыме Епхиев был фигурой заметной. А в последнее время и вовсе наделал шуму на весь Союз. Началось все это, как он мне рассказывал, еще семь лет назад, на трассе Ухта — Торжок. Там лес и болото. Тонули трактора, зарывались в трясину трубовозы. Сбои в доставке на трассу стальных плетей тормозили работу сварочных бригад.

Однажды в руки Епхиеву попалась книжка «Транспорт для бездорожья». Развернул, и вдруг — фраза: «Бездарно забытые дирижабли». Инженер Епхиев даже вздрогнул: какая мысль! Что может быть надежнее современного дирижабля в условиях трассы? Высвобождаются сотни единиц самоходной техники. Экономия во всем: в горючем, в транспорте, в сохранности дорогостоящих зарубежных труб. Это же все — миллионы государственных денег!

Епхиев изучил десятки статей об отечественном и зарубежном дирижаблестроении, обсчитал возможный экономический эффект от внедрения устаревшего летательного аппарата и, когда основательно убедился, что находится на верном пути, ударил в колокола. На его письмо откликнулся академик А. А. Трофимук, пообещав поддержку в ученых кругах и посоветовав обратиться с предложением в Тюменский обком партии. Об энтузиасте Епхиеве писали газеты — окружная, областная, центральные. Журнал «Техника — молодежи» опубликовал солидную статью, сопроводив ее красочными иллюстрациями. Вершиной бурной деятельности Епхиева была научная конференция в Грозном, где он выступал с докладом. С трибуны его провожали аплодисментами. Кто-то бросил, однако, реплику: «Где предприятие, которое возьмется за строительство дирижабля?!» Тогда, в запальчивости, Епхиев сказал: «Дайте мне свободный миллион, и я на базе своего управления построю!» Зал разразился смехом. Но смеялись потому, что мало знали Епхиева. Думаю, что если бы ему дали такой миллион, он и впрямь построил бы дирижабль собственными силами и по собственному проекту.

— Ты что ж замолчал? — вторгся в мои раздумья «неистовый». — О чем думаешь, интересно знать?

— О твоих дирижаблях, — отозвался я.

— Молодец! — Епхиев весело рассмеялся. — Представь себе дирижабль. Он не отравит воздух, он не разбередит ягельный покров тундры, он не повалит деревья в лесу, он не запоганит реки нефтью! Пока не добьюсь, буду долбить это…

— Одержимый ты человек, Георгий Иванович!

— Надо! — он поучительно поднял вверх указательный палец. — «За мгновеньем мгновенье — и жизнь промелькнет. Пусть заботой мгновенье это блеснет! Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья, как ее проживешь, так она и пройдет».

— Прямо уж и «заботой»? — придрался я. — У Хайяма — «весельем», тебя ли учить?

— Правильно, — Епхиев насмешливо хмыкнул. — Наверное, мудрец ошибся. А может, перевод неточный?

На середине реки ветер дул сильнее. Катеришко переваливался с боку на бок, надсадно взвывал, но упрямо рыл носом волну.

— Как думаешь, Георгий Иванович, — обратился я к Епхиеву, — в отношениях со здешней природой к какому мы придем результату в конце концов: достигнем разумной гармонии или упремся в тупик?

Его крутые брови сдвинулись к переносице:

— Я тебе так отвечу: наш закон, государственный закон, на стороне тех, кто стремится к гармонии, то есть к лучшему. Значит, речь должна идти только о своевременном пресечении тех, кто нарушает или обходит закон. Не вижу повода для пессимизма.

Вспомнился мне после этого разговора случай с надымской кедрово-лиственничной рощицей. Это зеленое воинство веками вело борьбу с мертвым песчаником и вечной мерзлотой и к приходу освоителей занимало значительную часть территории, отведенной под городское строительство. В первые месяцы освоения, когда техника хлынула на стройку в неслыханном количестве, невозможно было уследить, кто и с какой стороны въезжал в скромный лесок, чьи автомобили и вездеходы сносили под корень деревья или оставляли на их стволах глубокие шрамы. В первой штурмовой запарке, как говорится, что-то прохлопали. Но уже к осени спохватились: обнесли рощу штакетником, прикрепили табличку «Зона отдыха».

Года через два над головой зеленого друга нависла еще большая угроза. Оказалось, по проекту лес должен уступить место железобетонному микрорайону. Надым возмутился всем миром. Полетели письма в окружком, облисполком и обком партии. Под нажимом общественности, несмотря на непредусмотренные затраты, головной институт вынужден был пересмотреть свои решения. В новом проекте зеленый массив стал центром, вокруг которого формируется ожерелье жилых микрорайонов.

Эксперимент удался, и все же…

Комплекс «Надым — Медвежье» специалисты нарекли стройкой экспериментальной. Здесь проходили серьезное полярное испытание люди, механизмы, стройматериалы, новые архитектурные решения, зарубежные и отечественные трубы для газопроводов небывалой пропускной способности, уникальные установки комплексной подготовки газа, методы строительства, монтажа и технологии бурения сверхмощных скважин… Список первопроходческого эксперимента можно было бы продолжать до бесконечности. Но суть не в том. Для чего, для каких целей нужен был этот глобальный эксперимент? Конечно же, для будущего, для дальнейшего продвижения человека в глубины арктических широт. С учетом надымского опыта это продолжение должно было стать более уверенным, планомерным, рентабельным, культурным и, если хотите, более нравственным. Надо сказать, что будущее освоителей не заставило долго ждать. К началу 1975 года на Медвежьем все еще продолжалась битва за большой газ, а первый десант буровиков и строителей уже отбыл на Уренгойскую площадь.