Азимут бегства - [104]

— Ты говорил с Кристианой? — спрашивает Анхель.

— Говорил Габриаль. Несколько дней назад.

— Она играла мне на бандонеоне.

Койот, ничего не понимая, смотрит на него странным взглядом.

— Это было давным-давно. Мы встретились в Монтане, только поэтому я нашел вас в Аспене.

— И как?

— Именно это меня и удивляет. Я не вспоминал об этом до последнего дня. Но будь я азартным человеком, я бы сказал, что ее послал Русский.

— Я бы сказал, что ты азартный человек.

Анхель садится.

— Кто создал у тебя такое странное впечатление?

65

В аэропорту Дамаска они застряли еще на два часа. Кристиана решительным быстрым шагом направляется к телефонам. Под ногами грязный пол, клочковатыми пятнами на нем лежат блики света, ограниченные странными углами. Она набирает ряд цифр, потом еще один и начинает блуждать по бесконечному лабиринту гудков и пауз до тех пор, пока в динамике не раздается сочный голос Русского.

— Потому что правила есть правила, — говорит она.

— Это никогда не было твоим девизом.

— Нет, не было, но мне все же очень его не хватает.

— Почему вдруг тебя стало так задевать будущее человечества, дорогая моя?

— Мне нужно, чтобы ты сделал для меня одну вещь. — Вероятно, впервые в жизни, думает Кристиана, она вообще просит другого человека об одолжении.

— Ты хочешь, чтобы я помог Койоту.

— Да, — говорит она, она знала, что он знает.

— Я ждал твоего звонка и уже сделал все, что мог.

— Что это значит?

— Я помогу ему выбраться, хотя я не могу помочь ему войти.

— Почему?

— Потому что есть правила.

— Потому что правила есть правила.

— Посмотрю, что можно сделать, — обещает он наконец.

Кристиана нервно проводит рукой по волосам.

— Я собираюсь в Рим, приезжай, если хочешь пригласить меня на объявленный танец.

— Я был бы от этого в полном восторге, но, может быть, стоит предпочесть Грецию. Там очень мило в это время года.

— Может быть, но потом.

— Может быть. Ты не была в музеях Ватикана?

— Нет, ни разу.

— Феноменальные собрания, в стороне от любопытных, туристов мало, частный вход и выход.

— Благослови Бог, — говорит Кристиана.

— Удачи.

Она вешает трубку, и он остается один стоять у замолчавшего телефона, звук тишины почему-то проникает в самые глубины его души. Его трогает пустота, гулкая пустота. Какой долгий вечер ему предстоит, и он решает сделать несколько телефонных звонков.

66

Исосселес стоит на коленях во тьме ночи. На крыше холодно, с крыши почти ничего не видно. Вокруг Рим — огни, углы крыш, — но он не смотрит на Рим и не видит его. Голова его склонена в молитвенном экстазе, рядом мерцает огонек оплывающей свечи, черный дымок невидимой струйкой поднимается к небу, как еще одна, прощальная, мрачная мольба. Исосселес молится и отчасти сознает, что это продолжение той молитвы, которую он в душе произносит всю жизнь и произносил всегда именно так — в пустоте, холоде, рядом с чем-то непонятным, худым и скрытым во мраке.

Но сегодня его не подстерегает ничто скрытое, рядом нет никого, кроме брата Антонио Жакари, и его мало волнует присутствие Антонио Жакари, ему все равно — брат он или нет. Жакари испанец — не то по отцу, не то по матери, но Исосселес видит в испанцах мало пользы, он считает их ленивыми нытиками и считает, что мир мог бы вполне обойтись и без них.

Жакари — могучая верная собака, не человек — сущий пес, с мощной челюстью и ласковыми глазами. Он не замечает опасности до тех пор, пока она не хватает его за горло, и, в конце концов, именно за это качество Исосселес привез его сюда из Мексики. Они давно знают друг друга, Жакари один из первых новообращенных, если здесь можно употребить это слово, и Исосселес сохранил его, и вот теперь они здесь, вместе, на этой римской крыше, еще два пилигрима в городе паломников.

Исосселес предпочел бы сделать все один, чтобы все было как тогда, когда он предстал перед Иисусом, но на этот раз он бы не допустил ошибки. Но Жакари быстро управляется с ножом и пистолетом, и сегодня у него под рукой и то, и другое, и пока Исосселес стоит на коленях и молча молится, Жакари точит о камень нож, доводя лезвие до невиданной остроты и блеска.

— Вы уверены, что они выйдут из той двери? — спрашивает брат Жакари.

Исосселес, не произнося ни слова, кивает.

— Вы уверены, что это тот самый лаз?

На этот раз Исосселес даже не смотрит в его сторону.

В конце концов, маг не должен раскрывать свои секреты. Однако если Койот знает, что такое церковь, то он знает, куда выйти. Интересно, что там с братом Килли, как он будет чувствовать себя, когда закончится действие средства? Он молча улыбается, пряча от Жакари хищный оскал зубов. Кто бы мог предположить, что не пройдут даром бессонные ночи, проведенные за изучением химии. Когда все кончится, Исосселес будет знать, где найти Килли. Падре уже сейчас видит, как он лежит, безвольно свернувшись клубком в глубоком сне. Исосселес уже знает, что сделает, когда придет время.

За спиной кашляет Жакари, но Исосселес не поворачивает головы. Он понимает, что этот человек не умеет терпеливо ждать, по крайней мере пока. Значит, надо еще попрактиковаться. Залечь в засаде и ждать, ждать, ждать — столько, сколько потребуется. Может быть, когда все это останется позади, он проводит Жакари на небо, вместе с другими, кого он собирается, дай срок, отправить по этому святому пути. Много работы предстоит небесным привратникам, что же касается Иисуса, то когда у Исосселеса будет в руках Завиот, то даже Христу придется так или иначе расплатиться с ним.