Азиатский аэролит - [49]

* * *

— В гондолу! — грубо, исступленным голосом приказал Эрге.

В его глазах сверкнуло бешенство, кожа на щеках даже пожелтела от злости.

Гина неподвижно стояла на месте, нахмурив брови и упрямо наклонив голову вперед, словно готовилась к нападению.

— В гондолу! — вторично крикнул Эрге.

Гина прикусила дрожащую нижнюю губу и, не сводя черных точек глаз с лица Эрге, упрямо и медленно покачала головой. Потом круто повернулась спиной к мужу и тихо направилась прочь.

Эрге прыжком нагнал ее, скрюченными пальцами злобно сжал плечо и порывистым сильным движением повернул лицом к себе.

Разъяренный, он никак не мог произнести приказ. Гина брезгливо поморщилась, повела плечом, сбрасывая руку. Эрге разнял пальцы, точно готовясь к прыжку, напряг плечи и дико, прямо в лицо, крикнул в третий раз:

— Слышишь, в гондолу!

Гина упрямо покачала головой.

— Убью! — зашипел в лицо.

— Убивай.

Эрге охватила дрожь. Он ошеломленно поглядел на жену и дрожащей рукой потянулся к карману. Черный браунинг запрыгал перед глазами Гины. Она видела только черный и маленький, как точка, ствол револьвера.

Сразу не выстрелил. Еще раз схватил за плечо. И Гина снова брезгливым движением рванулась из рук. И вновь сделала шаг назад, хотела повернуться к нему спиной и уйти. Но не успела. Огонь ослепил глаза и горячим дыханием ударил в лицо. Покачнулась и тяжело упала навзничь.

Выстрелив, Эрге бросился было к ней, но остановился, резко оглянулся и, увидев, что у дирижаблей паническим муравейником мечется его отряд, бросился туда.

И все-таки он опоздал. Это он и сам прекрасно понял уже на командорском мостике.

С трех сторон из-за вершин сопок вынырнули три военных самолета. И когда дирижабли взмыли вверх, включив все двигатели, над ними уже рвали воздух вражеские пропеллеры.

Первая пулеметная лента срезала нос командорского дирижабля, остановила моторы, и он стремглав полетел к земле. Вслед за ним под неумолчный стук пулеметов пошли на спуск остальные четыре машины, посеченные пулями.

* * *

Первым, что привлекло внимание и остановило на себе пораженный взгляд Марича, была красная мягкая шапочка-беретка. Она цвела ярким цветком среди комьев рыжей земли.

В этой же красной шапочке Гина встретила его в Нью-Йорке, и потому в воспоминаниях о ней неизменно вставал перед глазами образ женской головы, обрамленной пламенным цветом.

Гина лежала навзничь, неестественно запрокинув назад голову, правая рука была крепко прижата к груди, левая, вытянутая ровно, сжимала в ладони серую горсть земли.

Знакомый бело-шелковый платок поверх темно-синего платья пестрел кровавыми лепестками. Кровь запятнала и голубой вензель Г. М.

Нижняя губа так и застыла под ровной блестящей ниткой зубов. Сквозь опущенные стрельчатые ресницы смотрели мертвые стеклянные глаза.

Марич наклонился, тяжело упал колетами на сырую землю и сгорбленно застыл над трупом. Почему-то внезапно и бессмысленно пришла на память детская сказочка о красной шапочке, и в усталой, одеревеневшей голове стал ярко, со всеми подробностями, разворачиваться простой и наивный сюжет.

Робким нежным движением коснулся высокого чистого лба, сейчас же резко отдернул руку. Необычный странный холод током прошел через ладонь, пронзил все нервы. И на ладони так и осталось жуткое холодное прикосновение трупа.

Марич даже не услышал, как к нему подошел профессор. Когда тот неожиданно тронул его за плечо, он резко и испуганно поднялся с земли.

— Виктор Николаевич, что с вами?

Марич посмотрел на Горского пустыми, лишенными мысли глазами и глухо, как в тяжком раздумье, сказал:

— Это, знаете, моя бывшая… жена.

Профессор растерянно взглянул на Марича, раздвинул губы, собираясь что-то сказать, но не смог, а может, сдержался и затем, взяв за руку ученика, лишь покачал головой и тихо проговорил:

— Какое несчастье, какое несчастье.

Молчаливо постояли еще немного, после Марич сбросил с себя плащ и осторожно накрыл труп. Но перед глазами все мелькала и цвела пламенная красная шапочка.

— Пойдем? — сердечно обратился Марич к Горскому.

Они быстро зашагали навстречу отряду, который с радостными криками приближался к ним. По дороге Марич схватил профессора за руку и виновато улыбнулся:

— Простите, Валентин Андреевич, я же поздороваться с вами забыл.

Оба на ходу пожали друг другу руки.

* * *

Собственно, читатель, мне, как автору, больше нечего добавить к этим страницам.

Конец?

Но конец вы знаете без меня, потому что наверняка читали в прессе, что Совнарком ассигновал специальные средства на разработку аэролитной массы. Она составляет более 50 млн. тонн чистого никелистого железа.

Весной (об этом также подробно писалось в прессе) вернулись, живые и здоровые, участники экспедиции, чтобы, отдохнув, снова двинуться в путь, но уже не в Страну мертвого леса, а в Страну нового строительства — ведь залежи платины, открытые профессором Горским, имеют всемирное значение.

Ежегодно они будут давать Советскому Союзу что-то около… Но простите, читатель, увлекшись, я забыл, что не имею права об этом писать, потому что объемы добычи золота и платины являются государственной тайной.

Вы также, наверное, читали, что между Тайшетом и бывшей Страной мертвого леса налажена воздушная транспортная линия, а вскоре будет проложена железная дорога. Начнется строительство мощного металлургического завода, поскольку окрестные горы, как подтвердили исследования, таят в себе залежи меди, графита, руды.