Азиат - [23]

К трибуне подошел возбужденный Красиков. Ему хотелось сразить Мартова и тех, кто его защищал:

— Честный пролетарий не испугается организованности и коллективной деятельности. Формулировка же Мартова превращает партию в анархический союз, где дисциплина необязательна.

Взгляд его задержался на Мишеневе. По сосредоточенному выражению его лица Петр Ананьевич понял: выступит. Герасим Михайлович, не сразу уловивший существенную и принципиальную разницу формулировок, теперь разгадал цель противоборствующих сторон.

— Разрешите?

Ленин огласил:

— Выступает делегат с Урала.

— Мне кажется неосновательным возражение против проекта Ленина, что многие останутся за пределами партии, — начал Мишенев. — Проект Ленина охватывает, кроме «партийных организаций» в собственном смысле, целый ряд других организаций, куда легко могут войти различные кружки и одиночки.

Он предложил голосовать за формулировку первого параграфа Устава, выработанного комиссией.

Мишенев считал ее единственно правильной. Он не мыслил себе рабочей партии без строжайшей дисциплины, устраняющей организационную неразбериху и нелепость. И сказал об этом с тем убеждением правоты, какую не могло уже ничто поколебать. Он сказал и бросил взгляд на Ленина. Владимир Ильич был доволен. Ему понравилась речь — незамысловатая, краткая, но убеждающая.

Сейчас Владимир Ильич, перехватив взгляд Мишенева, незаметно подбодрил его наклоном головы. Герасим увидел на столе листок, стремительно испещренный вкось и вкривь записями Ленина, с его расштриховкой, сделанной цветными карандашами.

Тонко отточенным черным карандашом Владимир Ильич пометил: «Сужение круга и широта», «твердость и чистота», «идейная группировка», «партия вне масс». И сердцевиной всего: «отделение болтающих и работающих: лучше 10 работающих не назвать членами, чем 1 болтающего назвать».

Владимир Ильич подчеркнул жирно последние слова. От нажима сломался карандаш. Он взял другой — со светло-сиреневым грифелем и крупно написал: «береза». Заштриховал. Потом энергично зачеркнул и вновь несколько раз настойчиво повторил: «береза».

Со стороны могло показаться: рука механически фиксировала случайные ассоциации, вызванные, быть может, какими-то воспоминаниями. Но так могло только показаться. На самом деле мысли Владимира Ильича в этот момент были как раз о березе. Он думал: не хватает твердости и чистоты тем, кто выступает против организованности рабочей партии.

Русская береза! За ней издавна утвердились символы твердости, чистоты и красоты. Говорят же в народе: где вырастает береза — там приживутся и люди. Недаром береза воспета в народных песнях. Она — олицетворение России!

Не с нее ли на волжских берегах, в старом саду Кокушкино на речушке Ушне, Алакаевских лесах, Шушенском, началась и для него Русь избяная, исконно крестьянская, страдальческая?

Слышал Ленин: гром обходит березу стороной и молния не бьет в нее. Хорошая примета! Значит, и гроза не страшна!

Все это пронеслось коротким мгновением, вспыхнуло, как искра на ветру, и погасло, а след остался — волнующий и беспокойный.

Владимир Ильич постучал карандашом по столу, коснулся рукой темени.

Герасим Михайлович не мог видеть, какие слова были на листке, испещренном Лениным, а стало быть, и знать, в каком направлении следовала его стремительная мысль, но, пристально наблюдая за ним, понимал: Владимир Ильич готовится защищать свою формулировку. В глазах вспыхнул иронический огонек, сдвинулись брови. «Значит, будет выступать», — решил Герасим Михайлович.

Пригладив обеими руками волосы, Владимир Ильич поднялся и с поразительной живостью заговорил, ладонью как бы взвешивая каждое слово.

— Суживает или расширяет моя формулировка понятие члена партии? Моя формулировка суживает это понятие, а мартовская — расширяет. — Ленин пояснил, что Мартов раскрывает двери для всех элементов разброда, шатания, оппортунизма, и с прежней настойчивостью и логичностью утверждал: — Корень ошибки тех, кто стоит за формулировку Мартова, состоит в том, что они не только игнорируют одно из основных зол нашей партийной жизни, но даже освящают это зло…

Темно-карие, зоркие глаза Ленина пронзили Мартова.

«Ну и что! — хотелось тому подать реплику. — А я и все сторонники моей формулировки убеждены в обратном».

Владимир Ильич бил в одну цель.

— Формулировка товарища Мартова узаконяет это зло. Формулировка эта неизбежно стремится всех и каждого сделать членами партии; товарищ Мартов сам должен был признать это с оговоркой — «если хотите, да», — сказал он…

«Ну и что же!» — готово было сорваться с языка Мартова. Усилием воли он сдержался, чтобы не вызвать огонь на себя. Он склонил вбок голову, вызывающе откинув ее назад, словно бы хотел подчеркнуть этим выразительным движением: «Еще посмотрим, чья возьмет!»

— Именно этого-то и не хотим мы! — спокойно и убежденно продолжал Ленин. — Именно поэтому мы и восстаем так решительно против формулировки Мартова.

«Ну и что же!» — в третий раз мысленно произнес Мартов. И, теряя терпение, забарабанил короткими пальцами по спинке стула, скрипнувшего от резкого и вызывающего жеста вскинутой назад руки.