Азъесмь - [27]

Во время обратного полета я сидел один на целых трех креслах, но, как всегда, не сумел заснуть. Я думал о нашей сделке со швейцарцами и не слишком верил, что она склеится, и еще я думал об игровой приставке с инфракрасным джойстиком и другими причиндалами, которую купил для Рои. Когда я думал о Рои, я старался все время помнить, что половина моей любви к нему – это на самом деле моя любовь к Мире, а потом попытался найти что-нибудь крошечное, что я в ней люблю, – ее как бы безразличную мордочку, когда она ловит меня на лжи. Я даже купил ей подарок в «дьюти-фри» самолета – новые французские духи, о которых молодая улыбчивая стюардесса сказала, что их сейчас покупают все подряд, даже она сама ими пользуется. «Вы зацените, – сказала стюардесса и протянула мне загорелую руку ладонью вверх. – Разве не потрясный запах?» Ее рука пахла совершенно прекрасно.

Рабин умер

Вчера ночью умер Рабин. Его задавило мотороллером с лодкой на прицепе. Рабин умер на месте. Водитель мотороллера получил тяжелые травмы и потерял сознание, приехала «скорая» и забрала его в больницу. До Рабина они даже не дотронулись, потому что он был мертвый и ничего нельзя было сделать. И тогда мы с Тираном взяли его и похоронили у меня во дворе. Потом я плакал, а Тиран закурил и сказал мне, чтобы я перестал, потому что его раздражает, когда я плачу. Но я не перестал, и через минуту он уже тоже плакал. Потому что как бы я ни любил Рабина – он любил его еще больше. Потом мы пошли к Тирану домой, и на лестничной площадке ждал полицейский, который хотел Тирана арестовать, потому что водитель мотороллера, уже пришедший в сознание, донес врачам в больнице, что Тиран бил его по каске палкой. Полицейский спросил Тирана, почему он плакал, и Тиран ему сказал: «Кто плакал, ты, полицай, псих фашистский?» Полицейский закатил Тирану оплеуху, а папа Тирана вышел и потребовал у полицейского его личные данные, а полицейский отказался их сообщить, и за пять минут отовсюду повылезли чуть ли не тридцать человек. Полицейский велел им успокоиться, а они сказали, чтоб он сам успокоился, и начали толкаться, и чуть не подрались опять.

В конце концов полицейский ушел, а папа Тирана усадил нас обоих в салоне, дал нам «Спрайта» и велел Тирану объяснить, что случилось, быстро, пока полицейский не вернулся с подкреплением. Тиран сказал, что он побил одного человека палкой, и что этот человек заслужил, и что он донес в полицию. Папа Тирана спросил, чем именно человек это заслужил, и я сразу увидел, что он сердится. Тогда я сказал ему, что этот, с мотороллером, начал первый, потому что он наехал своей лодкой на Рабина, а потом обругал нас и дал мне пощечину. И папа Тирана спросил, правда ли это, а Тиран не ответил, но кивнул. Я видел, что он смертельно хочет сигарету, но боится курить рядом с папой.

Рабина мы нашли на площади. Мы сразу его увидели, как только вышли из автобуса. Он был тогда совсем крошкой и дрожал от холода. Я, Тиран и еще одна девочка, которую мы там встретили, – герлскаут из «Цеила», – мы пошли искать ему молока, но в «Эспрессо-баре» нам не захотели ничего дать, а в «Бюргер-ранче» молока не было, потому что они соблюдают кашрут. Наконец мы нашли лавочку на Фришмана, там нам дали пакет молока и пустую баночку из-под творога, и мы налили ему молока, и он все вылакал в один присест, а девочка из «Цеила», которую звали Авишаг, сказала, что мы должны назвать его «Шалом»,[16] потому что Рабин умер за мир, и Тиран кивнул и попросил у нее телефон, а она сказала, что Тиран очень милый, но у нее есть бойфренд-солдат, и, когда она ушла, Тиран погладил малыша и сказал, что в жизни не согласится назвать его «Шалом», потому что «Шалом» – это какое-то йеменское[17] имя, и что мы назовем его Рабин, а она может идти на хуй к своему солдату, потому что лицо у нее, может, и красивое, но фигура вся кривая.

Папа Тирана сказал Тирану, мол, его счастье, что он несовершеннолетний, но сегодня это может и не сработать, потому что побить кого-то палкой – это вам не жвачку из киоска стянуть. А Тиран все молчал, и я почувствовал, что он вот-вот опять заплачет, и тогда я сказал папе Тирана, что это все из-за меня, потому что, когда Рабина задавило, это я позвал Тирана и сказал ему про Рабина. А водитель мотороллера, который сначала вел себя вежливо и извинялся, спросил, что это я кричу, и, когда я объяснил, что кота звали Рабин, только тогда он разозлился и дал мне пощечину. Тиран сказал папе: «Этот говнюк не остановился на знак, задавил нашего кота и потом еще дал Синаю пощечину – так ты что, хотел, чтобы я молчал?» Папа Тирана не ответил, прикурил и как ни в чем не бывало зажег еще одну сигарету для Тирана. А Тиран сказал, что мне стоит свалить домой и тогда хотя бы я не буду во всем этом замешан. Я сказал, что так не годится, но и он, и его папа настояли на своем.

Перед тем как подняться домой, я остановился на минутку у могилы Рабина и подумал, что было бы, если б мы его не нашли, как бы тогда выглядела его жизнь. Может, он бы замерз насмерть, но скорее его подобрал бы кто-нибудь другой, и тогда его бы не задавило. Все в жизни – вопрос удачи. Даже подлинный Рабин, – если бы после того, как допели «Песню о мире», он не спустился со сцены сразу, а немножко подождал, он бы еще был жив, и вместо него выстрелили бы в Переса. Так, по крайней мере, сказали по телевизору. Или если бы у той девочки на площади не было бойфренда-солдата и она дала бы Тирану свой телефон, и мы бы назвали Рабина «Шаломом», его бы все равно задавило, но хоть драки бы не было.