Азеф - [75]

Герасимов, посмеиваясь, глядел на Рачковского и Азефа.

– Из-за этой же моей занятости, сейчас сношения с вами будет вести, вот, Александр Васильевич, собственноручно, так сказать, – любезно-злобно сказал Рачковский.

– Стало быть, Александр Васильевич, удостоверяю, арестованный является сотрудником, арест произведен очевидно по недоразумению, – улыбнулся зло Рачковский. – Надо вышколить людей, чтоб зря своих не подводили. А теперь, что же мне тут, вы уж сами сговоритесь, не так ли? Одно скажу, чрезвычайно ценный сотрудник, – засмеялся с хрипотцой Рачковский.

Герасимов молчал. Азефу показалось, что-то нехорошее пробежало по рыбьему лицу генерала.

– А вы, батенька, не сердитесь, старую дружбу-то не забывайте, – пожимал Рачковский руку Азефа. – Кипяток вы, Филиппович, и как это спокойный человек так может раскипятиться, нехорошо батенька, в нашей работе нервы первое дело.

Азеф пытался выпростать маленькую руку из жилистой мертвячей руки Рачковского. Тот, опять почему то засмеявшись, вышел.

– Прежде всего позвольте извиниться, что я принял вас за революционера, – садясь к столу, проговорил Герасимов. – Вполне понимаю ваше возмущение. Виноваты люди, чистая случайность. Надо надеяться, что в этом лучшем из миров всё делается, быть может, к лучшему.

Азеф рассматривал генерала. Волновала пипка. Казалось, пипка в разговоре перепрыгивает с щеки на щеку.

Так вот, работать с вами буду я. Принципы работы коротки: – мало слов, много дела. Освобожу, разумеется, вас сегодня же. Дам адрес. Как-нибудь вечерком потолкуем. Только предупреждаю, – вдруг ударил ладонью в такт словам генерал: – вы вели игру на две руки, не возражайте! – повысил он голос, – знаю! С этого часа на двойной игре ставьте крест. Поняли? Не допущу.

– Это ложь и интрига, – спокойно сказал Азеф, – никакой другой работы я не вел.

– Вели.

– Нет, не вел.

Герасимов смотрел на Азефа. Азеф на Герасимова. Прошла минута.

– Ладно, – улыбнувшись стальными глазами, прервал Герасимов, – во всяком случае или служите только мне, или… – и Герасимов чиркнул рукой по шее также, как чиркал Азеф на приеме боевиков.

– Понятно? – сказал он, не сводя стальных щелей с мясистого лица Азефа.

Всеми силами Азеф скрывал волнение, скрыл бы, если б не выступивший пот.

– Это ложь. Я никогда на революционеров не работал.

– Евгений Филиппович, слово держу крепко. Ваши сведения, знаю, были всегда ценны. На оплату работы не поскуплюсь. Вы сколько получали последнее время?

– Очень мало. 500 рублей.

– Ну, положим, это не мало. Многие получают гораздо меньше. За отдельные дела получали наградные? Не правда ли? Денег больших в моем распоряжении нет. Но, ценя вас, набавлю до 800 в месяц.

– Мало, – глухо прохрипел Азеф. – Я ставлю голову, не за 800 же рублей.

Герасимов, улыбаясь, видел, что Азеф согласен.

– Ха-ха-ха! Да не втирайте вы очки! Ведь живете и жить будете на партийный счет, а он побольше нашего!! Наши чистоганчиком пойдут в Лионский Кредит. За год, батенька, 10 тысяч одного жалованья. За три – фабрику купите, завей горе веревочками! Ночью вас освободят, так удобней, – вставая, сказал Герасимов. – Вот адрес: – Паителеймоновская 9, кв. 6, спросите папашу. Лучше к ночи. Проверять буду другими сотрудниками. Хорошие дела, – хорошие деньги. Малейшая ложь – уж не обессудьте, придется. Ну всего хорошего, Евгений Филиппович! – и, по военному прямо, генерал Герасимов вышел из камеры.

7

В черном пальто, в руках с цилиндром Азеф стоял в одиночке. Не меняя упершегося в пол взгляда, что-то про себя бормотал, ожидая освобождения.

Из темных ворот Охранного извозчик тронул хорошим ходом. Путь с Мойки на Стремянную, в квартиру Хеди, был длинен. Ночь поздняя. Летел теплый, тающий на тротуаре снег, от фонарей, света из окон, казавшийся желтым. Сырость стояла сплошная, тяжелая, в этом тумане столицы было не продохнуть. В липком ветре летела мокреть, сжавшиеся люди в котелках, шляпах бежали походкой странных выдуманных силуэтов. И Азеф, ушедший в цилиндр и в поднятый воротник, на быстром извозчике, казался тушей без головы.

Так промчался он на Стремянную. Извозчик, резко осаживая лошадь, пролетел дом Хеди. Лошадь поскользнулась у тротуара и упала скользко раскатившись ногами, затрещав по камням подковами.

– Уууу, чорт, – пробормотал Азеф, выпрыгивая из пролетки. Он не додумывал, почему было неприятно падение лошади. Да она уж и вскочила, встряхивая спиной и вытягиваясь, кашляя. Азеф взглянул: – в окне красноватый свет. Он тяжело стал подниматься по лестнице. Но вдруг, на втором повороте почувствовал слабость, сердцебиение и остановился, переводя дыхание.

Хеди, поджав ноги, в теплом халате и мягких туфлях, читала на диване «Викторию» Гамсуна. В сильных местах не могла читать, а опуская книгу, шептала – «wie suess!» Три звонка Азефа застали ее в таком состоянии. Хеди стремительно бросилась к двери.

– HaenschenI Papachen! Um Gottes Willen! – кричала она, обнимая еще не успевшего снять цилиндр и отдышаться Азефа.

– Lass doch, lass, – вдруг грубо проговорил Азеф. – Он сам не ожидал, что так встретит Хеди. Сел на стул. Острая режущая боль прорезала почки. Он схватился за поясницу.