Азеф - [71]

– А разве он изобличен? – взволнованно спросила Беневская.

– Безусловный провокатор, – отрезал Савинков. И после раздумья проговорил: – Иван, если мы несколько раз шли по указке ЦК, то теперь, когда удар занесен над Б. О., нам нечего стесняться. С твоим арестом сорвутся все намеченные акты. Мы должны обезопасить себя.

– То есть как? Что ты думаешь? – как бы нехотя спросил Азеф.

– Убить Татарова, вот как, – сказал Савинков, пристально глядя в выпуклые, темные глаза Азефа.

Что нужно, было выговорено. Азеф молчал. Пыхтел, докуривая папиросу. Потом, бросив ее на пол, задавил штиблетой, закурил другую.

– Я думаю, ты поймешь, Борис, что самому мне поднимать этот вопрос неудобно. Татаров для своего спасенья обвинил меня перед Черновым.

– И что же?

– Я поставлю себя в двусмысленное положение. Могут сказать, убираю с пути человека, обвинявшего меня в предательстве.

– Какая чепуха!

Бледное лицо Беневской внезапно порозовело, изредка вздрагивали ресницы, словно она хотела что-то сказать и не выговаривала.

– Нет не чепуха, – медленно, лениво говорил Азеф. – Я щепетилен. Я не могу вести это дело. Потом сам понимаешь, Татаров не генерал, не губернатор, он товарищ, бывший, но все равно, у него есть имя, биография, убивать его не так-то просто.

– Бросим всю эту психологию, – махнул рукой Савинков, – все это так, Татаров не генерал, в былом революционер – прекрасно. Но он предатель. С слежкой за тобой над Б. О. занесен удар. Его надо отвести. Стало быть надо убить Татарова. Ясно, как арифметика. Не понимаю наконец, почему легко убить генерала и нелегко провокатора? Это люди одного берега. Ну, провокатора убить психологически может быть несколько труднее, только и всего. Убийство же Татарова важнее сейчас убийства Дубасова.

Азеф не глядел на Савинкова. Ждал.

– Если тебе, как ты говоришь, неудобно ставить убийство Татарова, давай я беру его на себя.

Азеф молчал.

– Не знаю, – ответил он, – могут выйти осложнения с ЦК.

– На осложнения мы плевали. Б. О. под угрозой виселицы, а мы еще будем думать о входящих и исходящих.

– Если ты уверен, что надо – бери. – Азеф выбросил дымящийся окурок из мундштука и опять задавил его штиблетой.

– Но ты то сам как считаешь? Необходимо или нет? – раздраженно проговорил Савинков.

– Я считаю необходимым, – тяжело подымаясь с кресла, проговорил Азеф.

5

Чтоб убить провокатора Татарова в Варшаву выехал Савинков, Беневская, Моисеенко, Калашников, Двойников и Назаров. План был прост. Его выдумал Савинков, гуляя по улицам «в желтом паре петербургской зимы».

В Варшаве Моисеенко и Беневская на имя супругов Крамер сняли на улице Шопена квартиру. Савинков пригласит Татарова для дачи показаний. А убьют – Назаров, Двойников, Калашников.

Двойников московский фабричный, крепкий, скуластый. Назаров тоже рабочий, выше Двойникова, легкий и высокий. Оба сильны. Но все же первый удар предоставлен рассеянному студенту Калашникову. Он так настаивал, что удар отдали ему.

6

Мимо памятника Яну Собесскому Савинков шел, крутя тростью. У квартиры с железной дощечкой «Протоиерей Юрий Татаров», длительно нажал кнопку. Дожидаясь, ни о чем не думал.

Матушка Авдотья Кирилловна торопилась надеть туфли, все никак не попадала правой ногой. Но уж очень ей не хотелось, чтобы сын выходил отпирать – «простудится еще, Господи», – шептала она, – «да и отдохнуть только лег». – И почти бегом побежала, мягко чавкая туфлями.

– Простите, пожалуйста, – проговорил прекрасно одетый господин, стоя перед Авдотьей Кирилловной. – Могу я видеть Николая Юрьевича?

Авдотье Кирилловне господин очень понравился. Тихо, по старушечьи улыбаясь, она проговорила:

– Отдохнуть он лег, сын то мой, ну, вы все таки пройдите в залу, я ему скажу.

Обтерев о половичек ноги, чтобы не наследить, Савинков прошел в залу. Зала маленькая, в фикусах, геранях, кактусах, с альбомами, плюшевыми скатертями ширмами, портретами духовных лиц.

Когда скрипнула дверь и на пороге встала плотная фигура Татарова, Савинков рассматривал над диваном портрет монаха в клобуке.

– Ах, это вы? – удивленно, нерешительно проговорил Татаров и Савинков увидел: – побледнел.

– Здравствуйте, Николай Юрьевич! – весело сказал он, пожимая руку.

– Присаживайтесь, – проговорил Татаров.

– У меня к вам дело.

– Пожалуйста, – опустив голову, сказал Татаров. Он посмотрел на брюки Савинкова в полоску и заметил, что ботинки грязны, «без калош ходит», – подумал Татаров.

– Видите ли, Николай Юрьевич, члены следственной комиссии по вашему делу, все, кроме Баха (внезапно, но естественно солгал Савинков) сейчас в Варшаве. Я полагаю, в целях вашей реабилитации необходимо устроить допрос, дабы вы могли защититься, мы же с своей стороны могли бы выяснить дело. Получены новые сведения, весьма меняющие дело в благоприятную для вас сторону. Товарищи поручили мне зайти к вам спросить: – хотите ли вы дать показания?

– Я ничего не могу добавить к уже данным, – проговорил Татаров, не поднимая головы. Савинков осмотрел его, опять как в Женеве, представляя, как рухнет с шумом на землю под ударами товарищей.

– Но я говорю, Николай Юрьевич, в нашем распоряжении есть новые данные. Вот, например, вы указывали на провокатора в партии. У нас есть теперь данные, могущие, быть может, реабилитировать вас окончательно.