Азбука жизни - [24]
…Куда она подевалась со своими козами, когда нас всех выселили и поселок снесли? Лучше б мне больше никогда не бывать на Новгородской улице, но я как-то случайно оказалась там пару лет назад и, к особому несчастью, летом. Одинаковые белые уродливые дома. Да что их ругать, все и так понятно.
А что ожидала я там увидеть? Цепочные карусели с билетами по пятачку? Голубой штакетник? Заросшую клевером клумбу — круг из кирпичных зубчиков? Несрубленную старую яблоню? И куст крыжовника? И пятилетнюю себя?
Ленин
Ленину я обязана самым фантастическим подарком из всех, что мне доводилось получать в жизни (а мне дарили и танк почти в натуральную величину, и коврик из жетонов, дающих право разового проезда в московском метрополитене имени опять-таки Ленина, чудовищно уродливого Микки-Мауса толщиной с гору).
В десятом классе у нас была учительница истории и обществоведения Ольга Демьяновна Мудрак. Она была молодая, только что из университета, без особых ораторских способностей. И без особого обаяния. О том, как к ней относились ученики нашей английской спецшколы, я лучше умолчу. Умолчу и о том, как ее называли.
Меня она почти любила — уже за то, что я на ее уроках не участвовала в соревновании, кто громче крикнет неприличное слово. Играли ни на что, просто на интерес.
Мне не нравилась Ольга Демьяновна, но я сочувствовала ей, как изгою. Это сочувствие мне дорого обошлось: она заставила меня писать сочинение для какой-то районной олимпиады школьников.
Я бы отбоярилась, но одна из предложенных тем покорила своей абсолютнейшей, космической непонятностью. Что-то про современное рабочее движение в странах капитала, про критику оппортунизма и ревизионизма. Мудрак дала мне несколько политиздатовских брошюр, и я довольно ловко состряпала нужный объем связных слов. В смысл слов я даже не пыталась вдумываться, но все-таки отметила какого-то симпатичного старика Бронштейна, который утверждал, что цель — ничто, а движение — все. Бронштейна я представила себе похожим одновременно на Эйнштейна, Троцкого и Буравчика, который открыл в физике правило правой руки. Его идея перманентного движения как самоцели показалась мне более чем ценной. Впрочем, писать это в своей работе я благоразумно сочла совсем излишним.
Я написала все правильно. Мудрак была счастлива. Моя компиляция заняла какое-то место. Да, вспомнила: это была не районная, а городская олимпиада. Горжусь. Мне пообещали грамоту и памятный подарок. Для торжественного вручения пригласили в музей Ленина. Мама была очень заинтригована именно подарком: неужели, говорила она, тебе дадут бюст Владимира Ильича? Куда же мы его поставим?
Мне не дали бюста, а вручили грамоту и еще лист бумаги формата А4. Тогда, впрочем, принято было говорить так: "лист альбомного формата". Необычная бумага цвета асфальта, по фактуре напоминала промокашку, но гораздо жестче. Очень интригующая фактура.
Через пару дней, вертя этот таинственный листок в руках, я случайно обнаружила, что на просвет там виден до боли знакомый профиль с бородкой и даже, кажется, козырьком кепки.
В конце концов подарок куда-то затерялся — скорее всего, я его просто выкинула за полной ненадобностью. Сейчас мне его безумно жаль. Если найду, буду бережно хранить. Как память.
Я поняла, кажется, свое нынешнее отношение к Ленину: он мне дорог как память. Маленький, смешной, лысенький, с кудрявой головой.
А что теперь поделаешь.
Настольные игры
Долгими зимними вечерами, когда темнеет сразу после (а у кого и до) обеда, и вьюга мглою, и вихри снежные крутя, — человечество должно и обязано играть в настольные игры.
Стук-стук нарды.
Хлоп-хлоп карты.
Тук-тук лото.
Бряк-бряк пролетарское домино.
Шурум-бурум — сложносочиненные звуки элегантной «монополии». Здесь множество причиндалов: фишечки, карточки, штучечки. То и дело слышится убийственно-серьезное: "Продать что ли дом… Или заложить?.." И имена лондонских улиц, родные, как "Записки о Шерлоке Холмсе".
Скрабл. Набоков в романе «Ада» воспел мистические свойства этой игры. (Например, выпадает набор букв, которые маленькая Люсетта складывает в р-о-т-и-к плюс не приспособленная к делу «л», а ее неневинные сестра и кузен фавнически хохочут.) Не так уж много я играла в скрабл, но «рай» и «ад» складывались у меня многозначительным до безвкусия кроссвордиком раз так семнадцать. (Набоков употреблял слово крестословица. А в советском варианте скрабл именовался игрой "Эрудит".)
Случай, достойный именно «Эрудита». Человек, некто Костя Богомолов из Екатеринбурга, безнадежно проигрывал всем, включая детей и иностранцев. Потом составил слово «икт», значения которого не помнил. Из жалости к аутсайдеру посмотрели в словаре — и нашли там слово «икт». Оно обернулось неким термином, относящимся к стихосложению (точно не помню). Так вот, поскольку этот «икт» утроился, пройдя через красный квадратик, и прицепил еще по дороге какие-то более или менее очевидные слова вроде «ют», которые тоже удваивались и утраивались, Костя Богомолов набрал разом такую кучу очков, что всех нагнал и в итоге, кажется, выиграл.
Подробность достойная адского скрабла: практически в каждой игре у нас возникает слово «вонь». И тут же начинает слегка припахивать серой.
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Любовь слепа — считают люди. Любовь безгранична и бессмертна — считают собаки. Эта история о собаке-поводыре, его любимом человеке, его любимой и их влюблённых детях.
Книга Сергея Зенкина «Листки с электронной стены» — уникальная возможность для читателя поразмышлять о социально-политических событиях 2014—2016 годов, опираясь на опыт ученого-гуманитария. Собранные воедино посты автора, опубликованные в социальной сети Facebook, — это не просто калейдоскоп впечатлений, предположений и аргументов. Это попытка осмысления современности как феномена культуры, предпринятая известным филологом.
Почти всю жизнь, лет, наверное, с четырёх, я придумываю истории и сочиняю сказки. Просто так, для себя. Некоторые рассказываю, и они вдруг оказываются интересными для кого-то, кроме меня. Раз такое дело, пусть будет книжка. Сборник историй, что появились в моей лохматой голове за последние десять с небольшим лет. Возможно, какая-нибудь сказка написана не только для меня, но и для тебя…
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?