Азбука - [33]
Для меня он остается загадкой. Он начал токовать в старших классах (кажется, в Ошмянах) — на католический и национальный манер. Потом токовал в нашем университете в католическом «Возрождении». Физически привлекательный, исполненный благородства, вдохновенный. Предмет обожания девушек. Ритор — и когда был «националом», и потом, когда стал либеральным католиком, и когда сдвигался влево, меча в «Жагарах» громы и молнии против капитализма. Чтобы стать левым в тогдашней Европе — а он провел некоторое время в фашистском Риме — достаточно было смотреть. Но чтобы возложить надежду на советский строй, надо было ничего не видеть. Правда, объективности ради следует сказать, что большого выбора не было: Гитлер, а против него польский национализм, оставлявший желать лучшего, особенно в Вильно. Но Дембинский, набожный католик — какие же ему пришлось подавить в себе порывы, чтобы выбрать государство дьявола, исполнившее пророчество Достоевского из «Легенды о Великом инквизиторе»! Он женился на католичке Зосе Вестфалевич, чья сестра была монахиней, а она сама тоже хотела уйти в монастырь и, пожалуй, лишь под его влиянием стала фанатичной коммунисткой.
Жители Вильно были поражены военной катастрофой сентября 1939 года и вступлением советской армии, которая, правда, через несколько недель уступила город Литве. Общество полнилось слухами и сплетнями. Многих удивил поступок Генрика Дембинского. Зачем он заполнял грузовики университетскими архивными документами и увозил их в Минск? Его действия истолковывались как проявление растерянности, умопомрачения или даже помешательства.
Однако есть свидетельства того, как всё было на самом деле. Вот что говорит об этом Вацлав Загурский: «Впервые в этом году встретил Генрика Дембинского. Он в отчаянии. С самыми благими намерениями возглавил он Государственный архив в Вильно, полагая, что спасет бесценные собрания от разорения. Придя вчера утром на работу, он увидел перед архивом советские грузовики. Солдаты выбрасывали из окон связки документов. Некоторые небрежно перевязанные веревкой пачки рассыпались от удара о мостовую. Генрик стоял в стороне и с бессильной яростью смотрел на этот варварский вандализм». Солдаты грузили документы на грузовики, и казалось, что присутствовавший при этом Генрик руководит ими. В действительности от него ничего не зависело. Не он отдал приказ, а ему оставалось лишь метаться — в отчаянии от своего бессилия.
Позже Вильно удивился, узнав, что Дембинский стал директором белорусской гимназии в Ганцевичах на Полесье: разве это карьера? Насколько это было связано с его нежеланием искать себе место в Москве, насколько — с недоверием к нему центральных властей, сказать трудно. Я охотно верю в то, что о нем рассказывали: будто бы незадолго до того, как его поймали и убили немцы, в беседе с местным настоятелем он сказал: «Системы приходят и уходят, а Церковь — вечна».
Похожим был путь редактора журнала «Эспри»[194] Эммануэля Мунье[195], который тоже клеймил капитализм и пришел к выводу, что позиция коммунистов — единственно правильная. Однако он, в отличие от Дембинского, не заплатил за это жизнью. Проклятая разница польских и французских судеб.
Еще в бытность членом католического «Возрождения» Дембинский стал автором поговорки: «Anima naturaliter endeciana»[196]. В своих католических книгах он читал, что отцы Церкви называли Платона anima naturaliter Christiana, то есть душой по природе христианской[197] — отсюда парафраза применительно к политике. Насколько я помню, Дембинский использовал это выражение в борьбе нашего Блока неимущей молодежи за власть в «Братняке» в 1931 году. Оно описывает ум, которому нет нужды знать национал-демократические идеи для того, чтобы провозглашать их, — эти идеи сидят в нем настолько глубоко, что их можно назвать врожденными. Большинство студентов в польских университетах были настроены национал-демократически. Видимо, Вильно был исключением, потому что один раз национал-демократы все-таки проиграли, и тогда председателем «Братняка» стал Дембинский.
В устах Дембинского это выражение имело пессимистический оттенок и означало национал-демократическую по своей сути польскую душу, которая с маниакальным упорством видит всюду заговор евреев и масонов. Эта пессимистическая уверенность в немалой степени повлияла на его эволюцию в сторону коммунизма и привела к разрыву с «Возрождением». Учитывая его увлечение политикой и ораторский талант, можно предполагать, что он достиг бы гораздо большего, если бы разработал программу независимых левых — как тогда, на выборах в «Братняк»
