Азбука экстрасенса - [3]

Тут надо сказать, что фактически многие дети умеют заглядывать в параллельные миры. Однако большинство из тех, кто это делает, считаются странными, и взрослыми прилагаются все усилия для их исправления — их ругают, над ними смеются, их показывают врачам и лечат в психиатрических лечебницах. В итоге убиваются их способности видеть невидимое, затупляются их сверхчувства, а сами они заталкиваются в общее для всех стадо, которым легко управлять и где все одинаковые, как шарики в подшипнике…

Лично я также встречался с необычными явлениями с самого раннего детства. Например, перед сном я закрывал глаза и видел строение атома с его ядром и гуляющими по орбитам электронами, позитронами и другими элементарными частицами. Тогда я этого не знал, и видения эти для меня были неинтересны, но позже, в школе, когда мы проходили тему ядерной физики, я совершенно четко понял то, какие картины мироздания мне открылись когда-то давно, которые с возрастом исчезли и не вернулись больше никогда.

Конечно, в этих «видениях» сами «картинки» несколько отличались от тех, что печатались в школьных учебниках, хотя и были мной несомненно узнанными. Например, ядро атома мне виделось не просто каким-то шариком, а некой темной вращающейся «дырой» со светящейся аурой, наподобие солнца, закрытого луной во время полного солнечного затмения. Внутри же «дыры» и снаружи ее крутились другие похожие на них и непохожие дыры и дырочки. Они исчислялись миллиардами, и я видел их все вместе одновременно и в то же время каждую частицу в отдельности со всем ее нутром. Странная картина, которую невозможно наблюдать в нашем мире…

А первой необычной встречей была та, которую я описал в своем романе «Избранник Ада» и которую я привожу ниже, взятой отрывком из этого романа.

Бабай

…Мне было года четыре, а может, уже и все пять. Тогда, ранним зимним утром, мать везла меня на санках в детский сад. Стоял крепкий, под тридцать градусов, морозец, наждачно кусавший за нос и щеки, полозья санок звенели на жестком снегу. На востоке разгорался багровый глянец зари, и уже был виден край желто-красного солнца, подернутый утренней сизой холодной дымкой. Светало.

Тропа пролегла мимо городской бани. Это было простенькое зданьице в белой штукатурке с завалинками, стоявшее особняком — ближайшая группа трех-четырехэтажных домов, которые в народе именовались «тремя корпусами», находилась метрах в трехстах от него. Вокруг раскинулся унылый снежный пустырь из барханистых, с острыми кромками от гулявших вокруг ветров сугробов. Из закопченной трубы бани выворачивался в небо штопор черного дыма — баню только-только растапливали к открытию.

Все было как обычно, не первое утро мать возила меня по этому маршруту, как вдруг меня привлекло нечто из ряда вон выходящее. На завалинке бани сидел обросший с ног до головы коричневой шерстью некто, и этот некто со смачным хрустом, от которого у меня у самого потекли слюнки, грыз капустный кочан. Он был сутул, с длинными, мощными ручищами до колен и лицом с красноватой кожей, в крупных складках, как у мопса, с впалыми небольшими круглыми глазками, спрятавшимися под мощными надбровными дугами. Из его рта и широких ноздрей вырывался пар, как у бегущей рысцой в мороз лошади. Шерсть на затылке и, особенно, у синеватых губ была покрыта изморозью. Он был совершенно безо всякой одежды, огромен и космат, как медведь. Однако и на человека он был также мало похож, как и на медведя. Скорее — на громадную обезьяну, правда, по малолетнему моему разумению, мне просто-напросто не с кем было его сравнивать. И я принял его за «бабая» — некое мифическое существо, которым в детстве иногда нас попугивали родители за непослушание.

В тот раз наш путь пролегал мимо «бабая» всего в пяти-семи метрах, поэтому я сумел хорошо его разглядеть и запомнить. Его вид произвел на меня неизгладимое впечатление на всю жизнь. Причем, несмотря на устрашающие размеры и дикий гипнотический взгляд этого существа, я нисколько его не испугался — может быть, сказалось ощущение защищенности, присущее всем маленьким детям в присутствии их матери, а может, что-то иное…

Когда мы поравнялись с чудищем, я попытался привлечь внимание матери к нему. Мама посмотрела в ту сторону, куда указывал я, но как будто ничего не увидела и продолжала везти меня дальше, несмотря на мои призывы, которые она, наверняка, приняла за обычный каприз. В этот момент чудище бросило нам вслед кочан, и он попал матери в спину. Она снова обернулась, и тут гигант гортанно взревел, обнажив крепкие белые зубы с мощными звериными клыками, и рев этот был похож на трубный слоновий клич.

Мать всю перетряхнуло от этого рева, но она опять ничего не заметила, посмотрела растерянно в небо, по сторонам и на подобранную ею зачем-то капусту. Затем машинально бросила кочан в кирзовую сумку и, истово перекрестившись — хотя вовсе не была такой уж набожной, — быстро, что было мочи в ногах, потащила сани за собой, сотрясая меня на неровной безлюдной тропинке так, что я был вынужден изо всех сил крепко ухватиться за поручни, чтобы не вывалиться.

Напоследок я все же изловчился и обернулся,