Азбука для несовершеннолетних - [62]

Вот почему разговор этот мы начали с мужества. Мужество – видеть то, что несет национализм в жизнь народов. И мужество – признать часть личной (а не только исторической) вины за собою, если где-то ты сам попался в хитроумно расставленные ловушки национальной неприязни. Мужество – сознаться хотя бы в своем (вольном или невольном) невежестве.

Если вы едете в Ригу и ничего не слышали о Яне Райнисе, летите в Тбилиси и не знаете о Руставели и Важа Пшавеле, живете в России и не можете спеть русской народной песни, не знаете ни одной былины, – это все очень плохо.

Надо знать свой край, любить свой народ и вместе с тем уважать обычаи и культуру других народов.

Невежество – поводырь национализма. Человек, не знающий культуры и истории, бед и радостей своего соседа, легче всего попадает в ловушку мелкого национального чванства. Но человек просвещенный, добрый, эмоционально восприимчивый к новому, каким бы «не своим» оно ни казалось поначалу, истинно ценен и человечен.

Затронем здесь и черту национальной гордости. Вы только что читали, как прекрасно писал о ней Ленин! Но такая просвещенная и высокая гордость не имеет ничего общего с чванством. Русский гений Пушкина поражал современников и поражает нас абсолютным слухом к другой культуре. Его переложения из французской и английской поэзии, из Корана и польского фольклора стали явлениями русской культуры и проводниками к духовным богатствам других народов.

Общечеловеческое (не надо путать его с космополитическим, с равнодушием к любым национальным особенностям) – высшая ступень, на которую мы, земляне, еще должны когда-то взойти в своем историческом движении. Далека ли от нас эта ступень? Непрост этот вопрос, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся».

Мы с тобою, читатель, – современники поразительного по глубине исторического процесса. Мы живем в особое время. Образовалась в нашей стране новая общность людей, имя которой – советский народ. Тут мало сказать, что каждая нация в этой общности имеет равные с другими права, самостоятельность, все условия для развития. Здесь речь идет о новом сознании и новой психологии, исключающих мысль о чьей-либо исключительности (это не языковая небрежность: «исключение исключения» такая же емкая формула развития, как «отрицание отрицания»). Перестановка определений – не русский советский, а советский русский или советский украинец – это переход в новое качество. Дела Полтавщины и ее песни я ощущаю такими же близкими, как полтавчанин – заботы Москвы и «Катюшу». Это общность целей, взглядов, потерь и побед на общем пути, общность, близкая к общечеловеческой психологии и восприятию мира.

Не перечнем национальностей, участвующих в грандиозной стройке (например, КамАЗа или БАМа), а легкостью и неомраченностью их общения подтверждаем мы дружбу народов. Той свободой, с которой вступают в брак татарка и русский, еврей и узбечка. Той любовью, которой мы окружаем детей разных национальностей.

Я помню, как на песчаном разъезде «86-й километр» на трассе газопровода Бухара – Урал праздновали встречу Нового года. Вокруг вагончиков строителей на все четыре стороны простирались жесткие барханы Кызылкума. В трубе, которую надо было сварить, можно было наступить на гюрзу, свернувшуюся уютным колечком, бр-р... Но для единственного мальчишки на разъезде, для Мишки Столетова, шоферского сына, сумели устроить елку, поставив ее в кадку с водой перед вагончиком. На ветках ее висела гирлянда цветных колец, сплетенных Рашидом Ходжаевым, и рядом – три палочки чурчхелы, замечательного кахетинского лакомства – дар веселого сварщика Резо Челебадзе. Никогда я не видел елки трогательнее. Никогда не подпевал с такой охотой то грузинской застольной «Мравалжамиер», то русской песне о Стеньке Разине, то узбекским «Наманганским яблокам».

Мне довелось подолгу жить и работать в Узбекистане и на Северном Кавказе, ездить по стране от Чукотки до Бреста. Нет для меня ничего пронзительнее шума русских лесов. Но насколько бы я был беднее, если бы слуховая память моя не сохранила тактов танца нганасан-охотников на Хатанге, рокота Алазани, спора цикад ферганской ночью, а глаза – мозаик Гур-Эмира (усыпальница Тимура в Самарканде) или полотен Нико Пиросманишвили в тбилисском музее. Ни с чем не сравнимое богатство культур, разность природной красоты, сложность истории обретаем мы в наследство. Будьте любопытны: любознательность, просвещенность – качества гражданина, делающие его желанным собеседником в любом месте.

И гордись: где еще есть такая страна, которая бы объединяла сто народов и не допускала национальную рознь!

...Мы далеко ушли с тобою от политики, читатель. А дело, наверное, в том, что именно в национальном вопросе человеческое поведение, терпимость, воспитанность, такт – чисто, казалось бы, психологические особенности – неотделимы от политических установок. Тут поистине ум с сердцем должны быть в ладу. Не все можно доверить эмоциональным движениям, духовной интуиции.

Как, например, отнестись к национальным, иногда чрезвычайно обостренным чувствам малого и пока еще отсталого народа? Ведь рев многотысячной толпы, ее неистовство, ее готовность к немедленным действиям – зрелище не для слабонервных... Здесь надо знать, размышлять, анализировать. Для Черной Африки, скажем, пробуждение национального самосознания – первая ступень к освобождению и прогрессу, первая форма протеста против угнетения. Застынет ли тот или иной народ на этой ступени самосознания, пойдет ли от национализма к социализму и интернационализму – вопрос сложнейший.