Аз буки ведал - [8]

- Назад! Назад! Стреляют! - что было сил заорал он и, пригнувшись, отскочил к скале.

Шофер стоял на свету со своей дурацкой монтажкой и широко раскрытым ртом. Отделившись от камня, Глеб бросился снова на середину и толкнул обалдевшего на землю. Но вес был слишком различен - он упал сам и так, уже лежа, опять попытался сбить того подсечкой. Снова пару раз очень характерно присвистнуло, и тогда шофер разом ожил: так же плотно прижимая к бедру железяку, он удивительно быстро и бесшумно побежал к своей машине. Глеб с четверенек рванул вдогонку, но не успел. На этот раз "жигуленок" просто чудесно завелся с пол-оборота и полным газом дал задний ход. Схватившись за бампер, ему удалось пробежать метров пятьдесять, и на этом расстаться. Машина исчезла, выключив габаритки, так что если бы по ней и стреляли, то только на звук.

Из самых дурацких положений нужно всегда выходить наверх. И Глеб на четырех конечностях быстро-быстро пополз по скользкой осыпи острых валунов и крупно колотого щебня. Кажется, никаких иных громких звуков, кроме его собственных ста двадцати ударов в минуту, вокруг не слышалось, но опыт есть опыт, и он взбирался и взбирался, рискуя что-нибудь сломать или просто задохнуться. Вот уже оголенные камни кончились, теперь можно было хвататься руками за колючие и смолистые ветви. Эти же ветви прикрыли его, когда снизу засверкали фонарики. Там тоже кто-то шумно полез вверх, теперь нужно было соблюдать дистанцию или затаиться как зайцу. Но зайцы - любимая добыча для охотников, и поэтому новая порция адреналина мгновенно перешла в мышечную энергию, когда Глеб уже почти бежал к близкой теперь вершине. "Какая ночь! Какая чудная ночь: ничего никому не видно! Ни-че-го! Но главное все же никому!" Пиджак зацепился за сучок, и от резкого рывка он упал. Из-под ног покатились камни. И сразу вокруг заметался свет, по стволу сладострастно чмокнуло. Эти гады взбирались гораздо быстрее его и имели много шансов на выигрыш в таких догонялках. Но нет, так было бы слишком неправильно, слишком несправедливо, это как матросу утонуть в ванной! С этим нельзя было согласиться, и Глеб закосил угол своего полубега, стал сдвигаться влево, надеясь таким образом не растратиться на чистый подъем. Даже неверное исходное представление иногда приносит положительный результат: он оказался на заросшем мелким сосняком узком гребне горы одновременно со своими преследователями, но на сотню метров левее, и они не увидели его как мишень на фоне луны. Зато он теперь смотрел на их фонари, слушал легкий шорох натренированных шагов и изо всех сил старался не закашляться. Две тени спускались вниз по противоположному склону, а третий преследователь выключил свет и остался наверху. Сердце било так, что губы обжигало. Глеб зажал дрожащие ладони под мышками и сел. Задерживаться долго тоже нельзя: пока луна высвечивала только вершины горок, оставляя в темноте поросшие лесом ложбинки и ущелья, можно, конечно, отдышаться, но те ребята не будут далеко искать и скоро вернутся. Учитывая их очевидную подготовленность к таким погоням, ему тогда приятного не предвещалось: пятнышки фонарей глубоко внизу то появлялись, то терялись за неплотными сосновыми кронами. Преследователи разделились, один пошел влево вверх по ложбине, другой уходил направо вниз. Появлялся малюсенький шанс: очень, ну очень тихо спуститься и проскочить на противоположную гору между ними. В чудесных своих, легких, таких лакированных итальянских туфлях! Глеб сжался, чтобы привстать, и обомлел: прямо на него бесшумно шел человек. Камуфляжный костюм, короткий автомат, белые кроссовки - полный набор джентльмена удачи. Оставалось только прикрыть глаза... Автоматчик двигался очень плавно, словно во сне. Казалось, он более вслушивается, нежели всматривается в окружающее его лунное свечение. Ближе, ближе. Он же не мог, не должен был не заметить сидящего в неудобной позе прямо под его ногами Глеба! Но не заметил...

Когда автоматчик был уже не менее чем за полторы сотни шагов за спиной, к Глебу вернулась способность удивительно быстро мыслить: "Так это же он, чайник в желтом поясе, на энергетике двигался! Это ж он меня диафрагмой ловил! Надо же, как летучая мышь муху! Ну, заигрался ты, парень! Так близко не почуять. Явно не Ван Дамм. А я сейчас вот как вам дам!" И он побежал вниз. Простенько так - мелкими-мелкими шажочками, между шелушащимися стволами сосен и колючими веточками реденького шиповника. Воздушно перепрыгивая через вымытые из-под дерна валуны, он ни разу ничего не зацепил, не толкнул, даже не зашуршал!

С маху пролетев влажную папоротниковую ложбинку, Глеб, почти пополам согнувшись, стал карабкаться вверх. Очень вовремя пришло второе дыхание, и первое выровнялось, ага, вот теперь-то можно было и посоревноваться на столь пересеченной местности. Если бы только договориться о запрете на применение оружия... Но шутить он смог уже только под утро, когда, на этом самом втором дыхании, он отмахал не меньше десяти километров, а если сосчитать все по-честному - то вверх, то вниз - и все двадцать пять... Откинувшись на сухое сваленное дерево, Глеб расслабленно наблюдал, как снизу к нему поднимался густой туман. Как вскипающее молоко. Небо просветлело, в его прозрачной разбеленной синеве, подрагивая, слабо светилась прощающаяся Венера. Несмотря на свежесть, страшно хотелось спать. И чего-нибудь пожевать. Повернувшись на бок, он приподнял воротничок пиджака, подогнул ноги и, свернувшись калачиком, заснул. Плотный туман, заполненный птичьими голосами и шорохом звериных перебежек, вздувшись, охватил собой все и покрыл боль, тревоги и нужды мягкими, бессвязными обрывками воспоминаний, которые легко трансформировались ненапряженной волевой игрой в бесконечную цепочку приятно послушных образов.