Айвазовский - [15]
«2 апреля 1837 г.
Президент императорской Академии художеств, в ответ на письмо г. профессора 3-й степени А. И. Зауервейда разрешает взять картину Айвазовского в его класс. Что же касается до приобретения оной покупкою его императорским высочеством государем наследником, то по установлениям Академии картины учеников, получивших по программе золотые медали, принадлежат её собственности. Будет же угодно его императорскому высочеству непременно иметь оную, то Александр Иванович может заказать Айвазовскому написать вернейшую копию и вероятно он постарается её исполнить с большим тщанием, тем более что г. Айвазовский приобрёл с тех пор в его роде художества большой уже навык. По изготовлении сей копии можно будет Александру Ивановичу Зауервейду лучшую выбрать для его императорского высочества, или заменить ею нынешнюю, уже готовую»[56].
Маринист был восстановлен в Академии художеств. Оклеветанный здесь и изгнанный «без суда и следствия», вернулся с триумфом в «храм трёх знатнейших искусств». В марте 1837 года он был переведён в другой класс — к мастеру батального жанра, своему новому покровителю профессору Зауервейду с предписанием посвятить своё искусство написанию морских баталий, как повелел император, «для занятия морскою военною живописью»[57]. О высочайшем распоряжении свидетельствовало «Предписание министра Двора президенту Академии художеств о причислении И. К. Айвазовского к классу батальной живописи профессора А. И. Зауервейда:
«14 марта 1837 г.
Государь император высочайше повелеть соизволил художника Айвазовского причислить к классу батальной живописи для занятия его под руководством профессора Зауервейда морскою военною живописью и представить ему по сему случаю мастерскую, устроенную подле мастерской художника Пиратского. Сию высочайшую волю я объявляю Вашему высокопревосходительству для надлежащего распоряжения.
Министр императорского Двора
князь Волконский»[58].
Клевета, которой подвергли воспитанника Академии, в конечном итоге пошла ему на пользу. Иван Айвазовский был счастлив такой переменой событий, полностью согласился с предписаниями руководства и со свойственным ему душевным горением продолжил обучение уже в новом качестве. Были рады за него и друзья, соученики по академическим классам: рано ушедший из жизни В. И. Штернберг (1818—1845), живописец и рисовальщик, уже через несколько лет после драматичных событий отправившийся вместе с феодосийцем в путешествие по Италии. И. К. Айвазовского поздравляли студенты Академии: М. И. Скотти, в дальнейшем один из ведущих педагогов Московского училища живописи и ваяния, И. А. Монигетти, архитектор, в будущем автор проекта знаменитого и ныне Политехнического музея в Москве. Оба живописца, Штернберг и Скотти, в последующие годы написали портреты своего друга, столь быстро достигшего славы. Поздравил мариниста пейзажист Фрикке (1820—1893), учившийся вместе с ним в Академии, картины которого, так же как и картины Айвазовского, приобретал коллекционер А. Р. Томилов.
Конечно, пока молодой Феодосией ещё не был полностью уверен, что именно жанр морской баталии станет одним из ведущих в его творчестве, что именно в этом жанре он напитает полотна, которые принесут ему мировое признание, прославят морские подвиги страны. Начиная с эпохи Петра I, создавшего отечественный флот, Россия являлась сильной морской державой, и потому моря, российские «окна в Европу», для государства сохраняли приоритетное значение. Государству был необходим художник, способный вдохновенно и профессионально воспевать победы отечественного флота. Айвазовский, с его исключительным талантом, мастерством, искренней преданностью морской стихии, на эту роль прекрасно подходил. Он, конечно, не отказывался от государственных заказов, с которыми справлялся быстро и блестяще.
Всё же 1837 год принёс не только радостные, но и тягостные переживания. 10 февраля ушёл из жизни А. С. Пушкин, с которым Айвазовский лично был знаком, и потому молодой живописец тяжело переживал эту утрату. Маринист очень ценил суждения великого поэта о своих пейзажах. В декабре, словно завершая тревожно-скорбную окраску года, произошёл пожар в Зимнем дворце. Иван Айвазовский видел величественный памятник архитектуры, объятый пламенем, языки которого, поднимаясь над крышей, освещали ночную Дворцовую площадь зловещими отблесками, и художник, с его повышенной восприимчивостью, с его тонким душевным складом, был глубоко потрясён увиденным.
Однако все скорби и потрясения отступали на дальний план жизни по сравнению с искусством, которому он был всецело предан. Под руководством профессора Александра Зауервейда Иван Айвазовский продолжал совершенствоваться в батальной живописи. В течение всей своей творческой жизни, до последних лет, он будет вновь и вновь возвращаться к этой своей академической специализации, неизменно связывая этот жанр с морем. Под его кистью баталии приобретали новое звучание: подлинность передачи событий сочеталась с поэтичностью, жестокость боя — с красотой образов. Так рождался новый художественный метод отображения славных побед России, подвигов её воинов.
