Айн Рэнд - [44]

Открытие такого количества новых школ требовало дополнительных педагогических работников. На уездном съезде ревкома 14 декабря 1920 года руководитель Евпаторийского наробраза товарищ Уйска безапелляционно заявлял: «Для обучения неграмотных будут привлечены сотрудники в порядке трудовой повинности»^{236}. Отдел народного образования Евпатории 2 декабря 1920 года через печатный орган ревкома «Известия» пригласил желающих работать в этих школах подавать заявления во внешкольный подотдел.

Эта информация об учительских вакансиях стала доступной Анне Борисовне Розенбаум, пришедшей по объявлению в отдел народного образования. Из анкеты, заполненной ею, как всеми служащими, следует, что она работала учительницей в вечерней школе для взрослых^{237}. Таких школ, как уже сказано, в Евпатории было несколько; одна из них располагалась в здании бывшей женской гимназии, где в этот момент учились младшие девочки Розенбаум^{238}. Возможно, именно здесь и преподавала их мать.

Еще в 1918 году, в Петрограде, Анна Борисовна стала членом союза врачей, а с 1920-го (по-видимому, с началом службы в евпаторийской системе образования) вступила в союз учителей города. На вопрос анкеты, к какой работе проявляет наклонность, она ответила: к педагогической. Отзыв о службе А. Б. Розенбаум в вечерней школе для взрослых лаконичен: «К делу относится добросовестно»^{239}. Очевидно, педагогическая работа была для нее желанным делом и впоследствии, поскольку, вернувшись из Крыма в Петроград, она устроилась преподавательницей 2-й школы для рабочих подростков Володарского района^{240}.

Подводя итоги деятельности Крымнаркомпроса за период с 15 ноября 1920 года по 1 января 1922-го, его руководители честно скажут: условия работы с первых дней организации образовательного процесса по-советски были «весьма неблагополучными». В плачевном состоянии оказалась материальная база. Разноязычное население было отсталым в культурном отношении и наполовину неграмотным. Учительство в большинстве своем не понимало новых советских идей и нередко относилось к ним враждебно. Не хватало опытных работников. Связь с центром была плохая. Отсутствовала советская литература, общая и специальная. С весны 1921 года продовольственный кризис постепенно превратился в голод, финансовый — в нищету. Учреждения финансировались без сметы^{241}.

Благодаря большевикам Р. И. Уйске, С. Ф. Басий-Искре, Я. А. Тугендхольду, а также сочувствующим советской власти С. Я. Федорченко, Н. П. Ракицкому и П. Я. Чепуриной в управлении образованием и социалистической культурой Евпатории сложился такой творческий тандем, какого ни раньше, ни позже город не знал. Кадровый потенциал новой власти был уникален, благодаря чему евпаторийская интеллигенция с бблыпим доверием могла принимать жесткие методы молодой советской власти.

После драматичных военных утрат, голода и холода в Крыму всем миром одолели ошибки и болезни роста. Сохранили от развала школьную сеть, выжили без платы за обучение, без школьного налога. Пережили отмененное Наркомпросом РСФСР только в 1923 году так называемое расчленение школ с посменными занятиями в одном здании нескольких образовательных учреждений. Весной 1921-го привели в действие декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Во всех школах полуострова ввели — тоже в 1921 году, без промедления — новое правописание на основе декрета о новой орфографии.

Всё пережили, создав знаменитую систему советского образования.

Алисины победы и поражения

Алисе Розенбаум крымское время принесло свои победы — и поражения. Весной апокалиптического 1921 года она окончила среднюю школу. Алиса провела в Евпатории не так много — два с половиной года; но именно здесь она во многом сформировалась как личность. По мнению классического биографа писательницы, Барбары Брэнден, именно в Евпатории Алиса приняла несколько судьбоносных решений, почувствовала, что она взрослая и может многое решать сама. Именно в Евпатории, во второй раз наблюдая национализацию и экспроприацию имущества, которую она отождествляла с учением альтруизма, будущая писательница сформулировала свою концепцию индивидуализма и систему жизненных ценностей. Стоя в бесконечных очередях за едой, которую получали по всё уменьшающимся нормам, Алиса пыталась понять сущность добра и зла. Она твердо, по-взрослому решила, что будет писательницей. Это было уже не просто каким-то решением на будущее, это было неотложной практической задачей. В тот момент Алиса еще не думала о карьере в Америке; при этом она хотела писать по-русски, но жить за границей. Здесь она впервые стала преподавать: сначала объясняла своим одноклассницам, как правильно решать задания, а потом работала в школе для пролетариата^{242}.

Значительные изменения произошли в ее отношениях с родственниками. Она сблизилась с сестрами, особенно с Норой:

«Нам нравились одни и те же книги, она развивалась совершенно в том же направлении, что и я, она хотела стать человеком искусства, художницей».

Отношения с Наташей также стали теплее, но всё же не настолько, как с Норой:

«Она была моей полной противоположностью: она не была интеллектуальной, она была весьма “женственной”. Когда мы ходили в тряпье, она думала о своей внешности. Она была больше заинтересована в мужчинах, чем я; у нее были подруги в школе, чего никогда не было ни у меня, ни у моей сестры, она была гораздо более обыкновенной. Однако она была очень работящей, к примеру, она хотела быть пианисткой и упражнялась по восемь — десять часов в день».