Айла и счастливый финал - [23]

– Нет.

– Я тоже, – вздыхаю я.

Нас обоих охватывает чувство вины за то, что мы родились в богатых семьях.

Джош снова смотрит на экран телефона. Я наклоняюсь и рассматриваю фотографию поближе.

– Уф. Это самая уродливая униформа на свете. Разве кто-то может выглядеть хорошо в бордовом полиэстере?

Джошуа улыбается.

Эскалатор заканчивается. Джош быстро печатает ответ, выключает звук на телефоне и убирает его в карман. Интересно, рассказал ли он Сент-Клэру о нашем свидании? Интересно, заслуживает ли эта новость внимания?

Мы направляемся к галереям, но наше внимание привлекает толпа, собравшаяся в ресторане на верхнем этаже. Столы убраны, и целая армия стройных моделей пробираются через толпу. На головах их красуются белые завитые парики, на губах – белая помада, на щеках вместо румян белые круги. Джош поворачивается ко мне и склоняет голову:

– Пойдем?

– Почему бы и нет, – заинтересовавшись происходящим, отвечаю я. – Мне кажется, там должно быть интересно.

Мы проскальзываем внутрь, и он подхватывает два бокала с проносимого мимо подноса. Уверена, мы самые молодые из собравшихся. А еще, похоже, это частная вечеринка. Из-за гула возбужденных голосов и странной, быстро сменяющейся музыки в зале необычайно шумно даже для Парижа.

– Как будто празднуют Новый год! – кричу я.

– Но не настоящий! – Джош наклоняется, чтобы прокричать мне в ответ. – Это как будто фильм какой-то, все такое ненастоящее! Я обычно встречаю Новый год в одиночестве в своей спальне, смотрю телевизор.

– Да! Именно! – соглашаюсь я.

Джош передает мне бокал и кивком указывает на гигантскую декоративную алюминиевую конструкцию. Мы ныряем под нее. Здесь немного тише, и я поднимаю бокал:

– За Новый год? Или новый учебный год?

Он театральным жестом прижимает руку к сердцу:

– Мне очень жаль, но я не стану пить за это.

– Ладно. – Я смеюсь. – Как насчет… комиксов? Или Жоанна Сфара?

– Предлагаю тост, – Джош с насмешливой серьезностью поднимает бокал, – за новые начинания.

– За новые начинания, – подхватываю я.

– И за Жоанна Сфара, – не унимается Джош.

– И за Жоанна Сфара. – Я снова смеюсь.

Раздается звон бокалов, и я замечаю, что Джошуа смотрит мне прямо в глаза, так, как принято у французов. Моя улыбка становится шире.

– Ха! Я так и знала, – восклицаю я.

– Что знала? – не понимает Джош.

– Ты смотрел мне в глаза, – поясняю я. – Мне всегда казалось, что ты притворяешься, будто не знаешь местных традиций. Но ты их знаешь, потому что слишком хорошо все подмечаешь.

С видом победителя я делаю глоток шампанского. Пузырьки щекочут кончик языка, и на моем лице расплывается такая довольная улыбка, что Джош не может сдержать смех.

Спасибо Франции за то, что алкоголь здесь можно пить с восемнадцати лет, а мы по местным меркам уже почти совершеннолетние. В Америке этот номер бы не прокатил.

– А вдруг я смотрел на тебя потому, что мне этого просто хотелось? – Джош удивлено приподнимает брови.

– Готова поспорить, ты и французский знаешь, – бросаюсь я в наступление. – Ты никогда не говоришь на нем в школе, но держу пари, у тебя с ним нет никаких проблем. Люди сколько угодно могут притворяться глуповатыми, но некоторые поступки выдают их.

Джошуа натужно кашляет. Кажется, пузырьки попали ему не в то горло.

– Притворяться глуповатыми? – отдышавшись, сипит он.

– Я права, верно? – не унимаюсь я. – Ты свободно говоришь на французском.

Джош качает головой:

– Не у всех из нас, знаешь ли, один из родителей француз.

– Но я готова поспорить, что ты прекрасно знаешь язык. – Меня не так-то просто сбить с толку.

– Может быть, да… А может быть, и нет. – Он снова улыбается.

– Тогда почему притворяешься, будто ничего не знаешь? – Я кручу в пальцах ножку бокала. – И будто тебе на все плевать?

– Мне на самом деле плевать. На многое, – уточняет он.

– Тогда зачем притворяешься глуповатым?

Он делает еще один приличный глоток шампанского.

– Знаешь, ты задаешь слишком сложные для первого свидания вопросы, – хитро щурится Джош.

Кошмарный румянец заливает мои лицо и шею.

– Извини, – бормочу я.

– Все нормально. Мне нравятся девушки, которые бросают мне вызов, – усмехается Джошуа.

– Я не хотела бросать тебе вы… – пытаюсь я объяснить свое поведение, но Джош прерывает меня:

– Все нормально, расслабься.

Я выгибаю бровь, и он смеется.

– Серьезно, – говорит он. – Мне нравятся умные девушки.

Мой румянец становится еще ярче, хотя, казалось, куда еще. Интересно, он знает, что я лучшая ученица в классе? Я никогда не говорю о занятиях, потому что не хочу, чтобы люди судили обо мне по школьным оценкам. А еще я знаю, что его бывшая девушка, Рашми, тоже умна. Она в прошлом году заняла по оценкам второе место.

Джош что-то еще говорит, но его слова тонут в резко усилившемся шуме из ресторана. Я качаю головой. Он снова пытается что-то сказать, но я все еще его не слышу, поэтому любимый берет меня за руку. Поставив пустые бокалы на проносимый мимо поднос, Джош ведет меня мимо разрозненных групп гуляк, а потом мы наконец-то вываливаемся в коридор, хватая ртом воздух и отчаянно хохоча.

– Так… – выдыхая, говорит Джош. – Здесь нам больше делать нечего.

Я киваю в сторону выставочных залов, и мы, взявшись за руки, направляемся туда. Здесь холодно, почти как в морге, а экспонаты из зала в зал становятся все более странными. Например, перед нами предстают миниатюрные скульптуры, изображающие самые обычные предметы обихода, вот только рассмотреть их можно, лишь опустившись на колени. Или можно посмотреть короткометражку о том, как специально затопили забегаловку. Или коллекцию марионеток, из задниц которых торчат цветные карандаши…