Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - [56]
Немного подпортила атмосферу Юн, которая сперва вдрызг напилась, а потом решила всё-таки нарушить обет молчания, данный самой себе, когда дело касалось разговоров с нами. Её английский я и так понимала с трудом, и заплетающийся язык лишь усугубил ситуацию. Юн пыталась высказать несколько идей одновременно, и получалось это из рук вон плохо. Во-первых, она называла себя ужасным человеком, во-вторых, доказывала, что главное для неё — это люди, а ещё просила, чтобы мы не обижались, что она с нами не разговаривает. Угомонить несвязно бормочущую вьетнамку смог лишь её сосед — и то методом повторного опустошения рюмок. Юн напивалась при любом удобном случае, и в позапрошлый раз вещала, что если у нас будут проблемы, чтобы мы всегда обращались к ней, а в прошлый раз, когда пекли картошку в золе, вздумала помогать мне разводить костёр. Неловкими руками она чуть не загасила слабое пламя, с трудом родившееся на сырых веточках. Мы к тому времени уже настолько привыкли к причудам Юн, трезвой или пьяной, что перестали реагировать, какую бы чушь она ни несла, и просто говорили: «Окей, Юн. Всё в порядке», имея в виду: «Отстань».
Оболочка снаряда, приспособленная под мусорный бак.
Сабин, несмотря на свою скаредность, нам нравилась. Смотреть на то, как она одиноко слоняется по территории «Драконьей лодки», а по вечерам пьёт пиво банку за банкой, было грустно. Ведение бизнеса во Вьетнаме оказалось делом непростым, и хоть весь бухгалтерский учёт и ходьбу по инстанциям взяла на себя Юн, оставалось ещё много обязанностей, которые Сабин были явно в тягость. Обновив за неё системы бронирований, мы загрузили новые фотографии и слегка видоизменили описание хоумстея в надежде, что это принесёт больше клиентов. Уезжали почти с неохотой, так как за две недели успели привыкнуть к размеренному быту и даже к грубиянке Юн, но не к холоду. А потому поездку на Фукуок ждали с нетерпением. Куин вместе с Юн подбросили нас до шоссе на своих мопедах, и мы почти сразу погрузились в местный автобус с тошнящей в пакетик бабушкой и уехали в Ханой. К счастью, больше никого из пассажиров не рвало, а бедная старушка вскоре вышла. Сабин предупреждала, что у вьетнамцев это бывает, и иногда весь автобус не отнимает пакеты от лица.
Остров Фукуок встретил нас самой настоящей тропической жарой. До окончания действия вьетнамской визы и вылета в Бангкок оставалось почти две недели, и мы планировали провести их, не вылезая с пляжа. Так и получилось. Море было спокойным, что позволяло купаться в своё удовольствие. Правда, то здесь, то там от отелей выходили сточные трубы, выбрасывая отходы прямо в воду, но это, казалось, никого не смущало. Пройдя по всему длинному, многокилометровому пляжу, день на пятый мы всё-таки нашли относительно чистое место, куда и приходили каждый день со своей циновкой.
Напротив одного из отелей неутомимые вьетнамцы возвели две чудовищные статуи из крашеного гипса. Одна из них представляла собой пару дельфинов, облезлых до неузнаваемости, а вторая была русалкой, томно закинувшей одну руку за голову. Сам отель соответствовал статуям: обшарпанный и тёмный, он выглядел заброшенным, но отзывы в интернете предупреждали неосторожных путешественников: как-то раз одну пару туристов, случайно попавшую сюда с чужим бронированием, обманом заселили в бунгало. И не выпускали, заперев ворота, пока те не заплатили семьдесят долларов и не сбежали в свой, настоящий отель, находящийся по соседству. Вот такая зловещая история. Около мрачного отеля мы провели на пляже первые два дня, но потом заметили, что там гадят собаки, и переместились в другое место.
Основная проблема, с которой мы столкнулись на острове, была связана, как ни странно, с едой. Наступил вьетнамский Новый Год, или Тет, и многие заведения закрылись, а среди оставшихся выбор был невелик. Практически в каждом кафе готовить не умели и даже пожарить банальный блинчик так, чтобы он не оказался снаружи горелым, а внутри сырым, были не в состоянии. Методом проб и ошибок обнаружив два скромных ресторанчика, в которых неплохо кормили, мы стали ходить только в них, делая для этого каждый раз изрядный крюк. Вкусная еда, а тем более смузи из саподиллы пополам с кофе стоили долгой прогулки. В одном из этих заведений произошёл забавный случай: уже почти закончив вечернюю трапезу, мы получили небольшую тарелку с салатом, который не заказывали. Вьетнамец, принёсший её, что-то неразборчиво пробормотал, вроде: «Это для кармы». Поедая салат, мы удивлялись, какая такая карма, если страна не буддийская, и не приняли ли нас, коротко стриженных машинкой, случайно за монахов. Но всё оказалось гораздо проще: тарелка предназначалась другому столику, и не для кармы, а для кальмара, который уже жарился на углях. А луковый запах после поедания чужого салата преследовал нас весь вечер. Вот тебе и карма!
Тем временем вьетнамцы продолжали праздновать Тет. По вечерам почти в каждом доме жгли бумажки, приманивая удачу. Вырядившись в красное, ряженые ходили по улице и совместными усилиями изображали дракона. В соседнем кабаке с полудня начинали орать в караоке, привлекая к этому любимому всеми вьетнамцами занятию не только самых безголосых мужчин и женщин, но и детей. Приходилось сбегать на пляж. Море с каждым днем было всё теплее, а вода постепенно стала очень мутной и приобрела зеленоватый оттенок. Туристы, многие из которых накачивались пивом с самого утра, часто не замечали сточных труб и запаха, и радостно плескались в прибое. Рыбаки, выбрав из сетей улов и мусор, оставляли последний тут же, на песке.
