Айгу! Они не едят личинок шелкопряда! - [52]
Погода снова испортилась. Во-первых, стало холоднее, а во-вторых, постоянно накрапывал дождь. Но в таком месте, как Ниньбинь, это было даже неплохо. Плоская суша дышала туманом, из которого то здесь, то там, выскакивали карстовые горы. Через три дня, проведённых в пеших прогулках по окрестностям, настало время для долгожданного волонтёрства, которого нам так не хватало уже два месяца. Мы поселились в хоумстее «Драконья лодка», где планировали помогать хозяйке с самыми разными делами, начиная растопкой глиняной печи и заканчивая дизайном меню. Модным словом «хоумстей» принято называть гостевые дома, в которых проживание сопряжено с общением с семьями, ими владеющими. Как правило, в таких местах предоставляется питание формата «завтрак и ужин», и гости живут «как дома», что и привлекает народ, желающий тёплого отношения, а не сухой отельной вежливости.
Немка по имени Сабин, будучи уже в преклонном возрасте, решила оставить свой дом в Германии и переехать во Вьетнам. Семьи у неё не было, как и детей, а была лишь верная подруга, Юн, родом как раз оттуда. Вместе они заключили договор долгосрочной аренды на приглянувшуюся землю, выкупив её таким образом у вьетнамцев, ранее на ней проживавших. Большой, размером около гектара, участок одним концом упирался в карстовую скалу под названием «Драконья лодка», а другим — в пруд. На обширной территории имелся фруктовый сад, дом и другие постройки. Грузовой контейнер долго плыл по морю, но в итоге Сабин получила всю свою домашнюю утварь, включая даже потёртые наволочки, купленные в немецкой «Икее». Вскоре построили пять просторных домиков и отделали их внутри. Все было готово к приёму гостей. Так Сабин и Юн стали управлять хоумстеем, окрестив его по имени скалы.
Во Вьетнаме большинство передвигается на двух колёсах. Даже пастухи.
Сабин была хрупкая пожилая женщина, хорошо образованная и приятная в общении. Несколько портила общее позитивное впечатление её крайняя прижимистость, выражавшаяся буквально во всем. Из-за этого почувствовать себя «как дома» было довольно тяжело, если вообще возможно. Большую часть времени мы были в напряжении и старались не напортачить каким-нибудь не очевидным образом. Это было сделать элементарно: например, случайно выкинуть бумагу из-под масла или проволочку, которой завязывался пакет с хлебом.
Что касается Юн, то несмотря на все надежды, развеять негативный образ вьетнамцев в наших головах ей не удалось. Более того, она оказалась одной из самых неприятных в общении женщин, которых мы когда-либо встречали. Коротко стриженая и одетая по-мужски, Юн была полной противоположностью Сабин. Держалась она надменно и демонстративно не разговаривала с нами, предпочитая уделять внимание собакам или своей подруге. Но стоило нам проявить излишнюю, на её взгляд, активность, как она тут же появлялась с вопросами: «Вы что тут делаете? Варите картошку? Ладно, варите, варите. И вообще, делайте что хотите!», но разрешение делать то, что мы хотим, на практике не работало, потому что каждое действие по умолчанию считалось подозрительным и вызывало раздражение и вопрос: «Вы что тут делаете?». Юн не пыталась произвести приятное впечатление и всем своим насупленным видом показывала: волонтёрам тут не рады. Если бы Сабин не сглаживала острые углы, мы бы съехали в первые же пару дней. Но желание наконец-то поработать и узнать Вьетнам с другой стороны пересилило, и мы остались, приняв решение на Юн внимание не обращать. Учитывая тот факт, что вне спонтанных допросов она с нами почти не разговаривала, это было нетрудно.
Помимо Сабин и Юн, на территории хоумстея постоянно проживало четыре собаки. Именно их лай встретил нас, когда мы вылезли из такси и оказались перед высоким забором с небольшой табличкой, на которой было написано «Драконья Лодка». Ни колокольчика, ни звонка поблизости не нашлось, но это и не требовалось: бдительные собаки своим лаем оповещали всю округу о прибытии гостей. И это были не дружелюбные псины, виляющие хвостом, а вполне себе злобные и нелюдимые животные. Трое из них были практически постоянно заперты на веранде на втором этаже, куда доступ имели только Юн и Сабин. Одна же, белая с чёрными пятнами дворняжка с симпатичным вязаным шарфиком на шее, бегала, где хотела. Звали её Дотти, и нрав она имела препаскудный — при виде нас заливалась лаем и даже делала попытки подойти поближе, чтобы тяпнуть. Глядя на неё, мы подозревали, что если эта бестия разгуливает на свободе, то наверху, должно быть, заперты исчадия ада.
Дела шли ни шатко ни валко. Большую часть времени хоумстей стоял пустым. За две недели, что мы прожили там, всего-то и видели, что четверых гостей да одного волонтёра. Канадец по имени Марсель помогал Сабин три недели и переделал кучу дел: подключил посудомоечную машину, расширил водопровод и даже установил новую раковину. Работая в строительстве, по хозяйству он умел практически всё. Правда, когда сверлил дырку в стене, чтобы её закрепить, случайно проделал прореху в трубе, откуда текла вода. Пришлось отрезать её от сети и делать новую, в обход. Этим он как раз и занимался, когда мы появились. Вернее, сначала с трубой ковырялся муж Куин, девушки, работавшей в хоумстее и помогавшей по хозяйству. Он бестолково отрезал трубу, не разобравшись в сути проблемы, и нужно было вскрывать пол и пробираться дальше, чтобы отсечь участок с пробоиной от водоснабжения. Когда канадец принялся всё исправлять, появилась Юн. Увидев, то, что напортачил вовремя сбежавший вьетнамец, она начала размахивать руками и громко голосить, обвиняя Марселя: «Да ты ничего не понял! Ты всё сделал не так!», качая головой и завывая, как привидение. Вряд ли Юн хотела оскорбить его или обидеть, просто такое общение, насколько мы успели понять, у вьетнамцев в порядке вещей. Не раз и не два мы были свидетелями громких уличных сцен, когда люди орали друг на друга, грозили кулаками и вели себя непотребно. Марсель, видимо, тоже долго пробыл во Вьетнаме, так что даже почти не удивился. Вовремя прибежавшая на вопли Сабин помогла замять ситуацию.
