Аяжан - [2]

— Давай! Не бойся! — настаивал босоногий, отби­рая у нее ношу.

Звали его Ораз. И отец, и мать Ораза жили в колхо­зе. Отец работал комбайнером, мать — уборщицей в школе.

Все это Аяжан узнала тут же, дорогой.

— Ты какой класс окончил? — спросила Аяжан.

— Второй, — ответил Ораз. — А ты?

— А я первый! Тот мальчик с тобой учится?

— Какой мальчик?

— Тот, что с велосипедом.

— Нет, он уже в четвертом классе.

— В четвертом? — удивилась Аяжан.

— Да! Это он только ростом маленький, а ему один­надцать лет. — «Одиннадцать» прозвучало очень вну­шительно.

— А тебе сколько? — спохватился Ораз.

— Мне четвертого декабря исполнится восемь! — сказала Аяжан, незаметно примечая, какое впечатление это производит на Ораза.

Не успели новые знакомые дойти до дома дедушки Сарыбая, как почувствовали себя старыми друзьями. Испуг Аяжан прошел, и она смелее поглядывала на своего провожатого. Это был смуглый мальчик, с озор­ными глазами, с черными от загара руками и ногами...

Широкая улица, сбегающая вниз к реке, раскину­лась перед ними. Весело было идти по ней, посматривая во все стороны. Ведь Аяжан здесь впервые, и все, что она видит, так ново для нее! Здесь нет, как в городе, множества пешеходов или верениц машин. Зато по обочинам на зеленой травке пасутся стаи гусей и уток, у ворот стоят уже вовсе не страшные коровы и тихонько, сыто мычат, извещают хозяев: «Мы пришли!»

А каким хитрюгой оказался пестрый щенок! Он бе­жал впереди, помахивая смешным хвостиком, будто говоря: «Я знаю, в какой дом вы идете». На шее у него красивый желтый кожаный ошейник. Длинные уши с кисточками на концах болтаются как серьги, и он поми­нутно оборачивается к Аяжан и Оразу, так и норовя за­глянуть им в глаза.

Ораз, устав нести чемодан, переменил руку.

— Тяжелый какой. Что в нем?

— Яблоки.

Вот как раз яблоки— то и не растут в колхозе имени Джамбула!

«Как жаль!» — думает Ораз, потому что хорошо знает, до чего Екусен алма-атинский апорт. Втянув аро­мат его, сопровождавший их всю дорогу, он даже про­глотил слюну, почувствовав на языке сладость.

Нет, Аяжан не догадалась, как хочется попробовать Оразу чудо-яблоко, ходя бы кусочек надкусить! Она только увидела, что на носу Ораза выступили капли пота и потребовала:

— Теперь я сама понесу!

Но Ораз и не подумал отдать чемодан.

— Уже пришли! Видишь? В этом доме живет Сарыкен...

Телеграмму? Не получали...

Хороши летние вечера в колхозе! Кончен трудовой день, скот загнали в кошары, во дворе варится ужин, и вся семья кузнеца Сарыбая собралась возле дома. Сам он, вернувшись с работы, умылся, переоделся, промочил горло парой тостаганов пахучего кумыса, сел возле окна в тени голоногих тополей и закурил свою старую труб­ку, задумчиво уставившись на дорогу. Кто сказал, что дедушка постарел? Ведь это его острые глаза раньше всех заметили приезжую гостью?

— Ой, аке, не Аяш ли там идет? — заволновался он и в нетерпении даже вскочил со своего места.

Сколько радости приносят с собой гости! Всех вспо­лошил приезд Аяжан, все хотели обнять ее, расспро­сить поскорей: и Меруерт-апай, собравшаяся доить ко­рову, и Батима, раздувавшая самовар, и маленькая пятилетняя Заурешка с чумазым Носиком, вечно спорившая с восьмилетним братишкой-непоседой Нурдаулетом. Эти двое никогда еще не видели Аяжан. Но Ба­тима сразу ее узнала и крикнула первая:

— Аяш!

А за ней и малыши завопили наперебой:

— Аяжан, сестреночка!

Аяжан в это время уже попала в объятия дедушки. Сарыкен поднял ее на руки, точно младенца, прижал к себе, поцеловал крепко... И жесткие усы деда, пропах­шие табаком, щекотали лицо внучки.

— Душа моя, черноглазка, как же ты приехала? С кем? — удивленно оглядывался дедушка.

— Одна! На автобусе! Мама только посадила меня в машину и дала телеграмму, чтобы вы меня встретили!

— Телеграмму? Не получали...

И все наперебой — Меруерт, Батима, Заурешка с Нурдаулетом — повторяли:

— Телеграммы не было!

— Не приносили телеграммы! Потом вдруг снова вспомнили: как это Аяжан при­ехала одна!

 — Ай, молодец! — восхищался дедушка, а Меруерт ахала и поминутно всплескивала руками, повторяя: «Одну, из Алма-Аты, за двести семьдесят километров! Да как же они тебя отпустили?»

Аяжан чувствовала себя героиней, гордо поглядывая на малышей, тоже восхищавшихся ею, втайне завидуя по-хорошему, мечтая также когда-нибудь стать героями, которыми смогли бы гордиться дедушка, и мама...

Зря не болтай!

«Приятно все-таки приезжать в гости к родне, — ду­мала Аяжан, — совсем как дома!»

Если б вы знали, как стало шумно, когда все вошли в дом! Дедушка Сарыкен открыл черный тяжелый чемо­дан Аяжан, и все стали пробовать знаменитые алма-атинские яблоки.

Смех, шутки, сочный хруст яблок. Малыши, с пол­ными ртами, только вертят во все стороны черными гла­зенками. Дедушка чуть не поперхнулся яблоком, когда в разгар веселья раздался громкий стук в дверь.

— Телеграмма, — сказала, войдя, девушка-почтальон и протянула голубую бумагу.

— Ой, дочка, молодец! Что рано? — И дедушка Сарыкен так засмеялся, что все невольно расхохотались вместе с ним.

— Мы не виноваты, это район. Из района передали к нам поздно, — оправдывалась девушка.

— Ну, ладно, ладно. Скажи своему начальству, чтоб провода лучше работали! А сама вот возьми яблочко! Алма-атинское... Видишь, какое красное?