Ай эм эн экта! - [5]

Пришлось тихо выругаться:

— К черту!

И я ступил в кондиционированный рай телекомпании «Визави».

Охранник, обнаруживший меня в списке допущенных, как и подобает у врат рая, был сущим ангелом:

— Прошу вас, в конце коридора лестница на второй этаж… Осторожно, здесь ступенька.

Ему бы не в пятнистой форме быть, перетянутой ремнем из грубой кожи, а в каком-нибудь широком и длинном, до полу, одеянии из летящей белой ткани. И рожа смазливая. Ангел-душка!

Я вообще испытываю невероятный кайф, когда изредка доведется зайти в современный офис какой-либо фирмы, не придушенной окончательно налогами. Тело оживает, будто после контрастного душа, вся кожа дышит. Сразу чувствуешь себя достойным человеком в достойном интерьере. У меня, будто у мальчика в игрушечной лавке, начинают глаза гореть от этой мебели, вращающихся и катающихся кресел с воздушной помпой, галогенных светильников, легко и плотно закрывающихся окон и дверей с замысловато витыми, точно литерные сказочные буквы, ручками, выровненных гипсокартоном потолков и стен, обклеенных изящными обоями под мраморную крошку. Господи, можно прожить всю жизнь в дикой пещере — в хрущобе, как жили мои заводские работяги родители и живу теперь я, и думать, что ты — человек. Между тем истинно цивилизованные современные человеки располагают свои тела в обширных белокожих мягких креслах, отхлебывают душистый греческий коньяк и сыто цедят слова в игрушечную трубку мобильного телефона.

Дверь в шестьдесят шестую комнату открылась, и в коридор выплыла красавица Ксюша. За ней выглянула Зина.

— О, Никита, ты прирулил, — кивнула она мне. — Сейчас, жди. Да причешись, горе мое!

И она исчезла за дверью.

— Что, тоже продаваться? — надменно, как мне показалось, спросила Ксюша.

Я пожал плечами. Она смерила меня с ног до головы — мелькнула мысль: вот так Ксюша выбирает себе шмотки.

— Думаю, у тебя получится: ты парень видный. К тому же, по-моему, он мужиков любит больше. Ты курточку-то сними.

Я замялся:

— Дык у меня там, видишь, майка совсем без рукавов.

— Хо-о! — закатила глаза Ксюша. — Ты что, необразованный? Ты ж не хам трамвайный. Я же тебе толкую: твои ручищи как раз ему и понравятся. Сигарету будешь?

Она закурила.

— Слушай, что тебе говорят: я на них не то что собаку — мамонта съела. Я еще с первой своей картины поняла: во время проб надо спать с режиссером, а когда уже утвердили — с оператором, шоб покрасивше снимал. Опыт! — И, затянувшись глубоко, Ксюша добавила: — «…сын ошибок трудных».

Она стояла спиной к окошку и на контровом свету в своем крепдешиновом мини-платьице казалась абсолютно голой. Но ей и было что показать: не фигура, а скульптура! Я считаю, что ежели человеку его формы позволяют пусть ходит голый: радует окружающих и побуждает к активной жизни. Это, по-моему, и молодежь бы стимулировало заниматься спортом. Как в Древней Греции.

Вообще, как это я Ксюху обделил своим вниманием? Да-а, все-таки эта моя нелепая женитьба нанесла невосполнимый урон прекрасному полу.

Ксения, видимо, прочитала в моем взгляде определенный интерес, на лице ее проявилась едва заметная, но весьма двусмысленная улыбочка, и она спросила:

— У тебя мой номерок есть?

— Ты же вроде была у нас не телефонизированная? — оживился я.

— Была. Да один благодарный человек позаботился. Держи. — она протянула визитку:

Ксения Заславская

Актриса, культуролог-исследователь

— Ты как вообще, не бедствуешь? — спросила она, затягиваясь сигаретой.

— Да как сказать?.. Смотря с чем сравнивать.

— С чем? Ну вот хоть с хозяином этой конторы, — она простерла руку в потолок. — Учись! Между прочим, наш одногодок.

Ксюша сказала «наш одногодок», хотя когда я после школы поступил в театральный институт, она его уже заканчивала.

— Ну, тут везение, — развел я руками.

— Да какое там… Просто мальчик нашел достойную бабу. Ты помнишь его документалку «Ауф видерзеен, СССР»?

Я кивнул.

— Ну вот. Темочка была своевременная, и на Западе ее хавали без приправы. Поехал он с этим фильмиком на фестиваль в Германию. Заметь наперед, будучи уже женатым. Покрутился там вокруг директрисы этого фестиваля, тетки вдвое, если не втрое, его старше, но тертой в этих делах и с колоссальными связями. Получил приз. Подкатил к нему там заказчик, вот тебе бабки, говорит, поезжай домой, делай фильм.

— Прямо так вот деньги ему и вручил? — усомнился я.

— Ну, не знаю уж, каким там способом у них шло финансирование, но только дебютантик наш за это предложение — мертвой хваткой. Фильмик этот обычная порнушка, но название — «Любовницы Пушкина». Нашел у нас дешевых девочек с фигурками, мне, кстати, предлагал большую роль, я отказалась. Так, мелькнула пару раз за пятьдесят баксов. Но там же надо было все натюрель! Да пошел ты, думаю!..

— Ну, так что дальше? — нетерпеливо переступил я с ноги на ногу.

— Да, так вот. Мальчика загримировали, как с портрета Тропинина — и вперед! Мальчик этот без комплексов, шустрый такой. Девочки тоже. Ножки от подбородка. Рабо-о-отали… Каждый день новый способ да по нескольку дублей. Нет! С операторской точки зрения — ничё не скажешь — искусство. То есть тела, пластика… Ну, немцы точно слюной захлебнулись, когда он им готовую эту штуку привез. Потом, вернувшись, снял фильм про жену Гагарина, снял его уже на деньги своей золотой немки, да такой, как она заказывала, так что жена Гагарина до смерти обиделась, даже, кажется, в суд подавала. А он фюи-и-ить — и упорхнул вдруг в Германию, оставив здесь свою жену-дуру с двумя киндерами. Там его благодарная и любвеобильная немка оприходовала — а он, ничё не скажешь, парень с обложечки, трохи толстоват только — ну и то ли поженились они, то ли так просто, но только через какое-то время вернулся он сюда на белом конике да с золотыми подковками. Герр Бортнянский! И вот уже он, как бы немецкий гражданин, создал свою телекомпанию. Ха, умереть можно, «независимую»…