Аввакумов костер - [16]
Опустил голову Никон, чтобы гнев, кровью в лицо бросившийся, скрыть. Знал Никон, хорошо знал протопопов. Гордые были, бессовестные, жестокие. На приходах, кроме Москвы, редко кто уживался.
Шумело, шумело в голове от ярости.
Гневно взглянул на Григория.
— Чего делают на Москве юрьевецкий протопоп да костромской? У себя на приходах им дела мало?! Взгляни, Григорий, все ли дани уплачены?
— Какое все? — сокрушённо вздохнул Григорий. — Юрьевецкого сусленника с города ещё в мае выбили, дак только венечные деньги[6]и привёз. Других платежей от него не было.
Знал Никон, что не любит народ его сотоварищей бывших. Пустосвятами звали за глаза, сусленниками — хмельного в рот не брали. А гордыни-то, гордыни-то, что Господь их даром чудотворений отметил!
Ударил Никон посохом об пол.
— Проруху патриаршей казне чинишь, Григорий?! Взыскать дани все, без всякого спуску!
Вроде как утихло в голове. Полегчало.
Взял в руки приготовленную грамоту. Это была разысканная в патриарших бумагах грамота вселенских патриархов на учреждение патриаршества в Московском государстве. Слова её поразили Никона.
— Православная Церковь приняла своё совершение не только по благоразумию и благочестию догматов, но и по священному уставу церковных вещей; праведно нам есть истреблять всякую новизну ради церковных ограждений... Новины всегда были виною смятений и разлучений в Церкви... — прочитал он вслух.
— Возьми... — сказал Арсену. — Это в служебнике новом надобно напечатать. А сам не медля в Новгород поезжай. Выбери и там грецкие книги, потребные для работы.
— В Новгород?! — похолодел Арсен.
— В Новгород. Добрая там на митрополичьем подворье библиотека. Грецких книг добро будет.
И махнул рукой, приказывая уходить.
Не вставая с колен, задом пополз Арсен к дверям. Но Никон и не взглянул на него.
— Зови бояров... — приказал он Григорию. — Размокнут совсем, кто государю служить будет?
3
Чуяло, чуяло сердце беду...
Третьего дня, когда Марковна однорядку себе за двадцать пять рублей купила, только ахнул Аввакум — до того трата его ошарашила.
— От ума ли будешь-то, Марковна? — опустившись на лавку, спросил тогда. — Шестнадцать лошадей за такие деньги купить можно!
Протопопица заплакала, бедная.
Сквозь слёзы пожаловалась, что не в Лапотищах живут, чай. В Москве. В Казанской церкви протопоп служит, на обеднях и купцы, и бояре бывают. В овчине рядом с таким народом не станешь — подумают, что совсем глупая...
Тяжело Аввакуму было на слёзы Настасьи Марковны смотреть. И не денег жалко было... Чего о них думать, коли и так как в раю жил — в таком храме служил, а если время выдавалось, тешил над книгами грешную душу. Ласково, ласково Москва протопопу беглому улыбалась, чего на завтрашний день загадывать? Только сердцу ведь не прикажешь... Чуял Аввакум, сердцем чуял надвигающуюся зиму.
— Не плачь, Марковна... — сказал. — Купила дак купила. Не о том беседа. На будущее только разумей, что в Казанской я по милости духовника моего, попа Ивана, служу. И живём мы в его дому из великой его христианской милости...
— Дак ведь ведаю это, Петрович, как не ведать... — утирая слёзы, сказала Настасья Марковна. — Дай Бог здоровья Ивану Мироновичу, благодетелю нашему. Только если денег Господь дал, чего же? Бог милостив. Может, и завтра сыты будем.
— Да откуль ты знаешь, на какое дело Господь эти деньги послал нам?! — с досадой сказал Аввакум.
Думал, что снова жена в слёзы кинется, но не заплакала Настасья Марковна. Сказала спокойно:
— Не знаю... А ты, коли и знаешь, не сказал мне.
И утихла досада вся. Не знал Аввакум и сам, откуда беды ждать. А разгадывать свои предчувствия недобрые — тоже только Бога гневить, тут от страха можно и про дело, которое тебе исполнять положено, позабыть...
Но не обманулось в недобрых предчувствиях сердце. Сегодня пошёл Аввакум в типографию посмотреть, чего там Епифаний Славинецкий с Арсеном делают, а его и поглядеть не пустили, взяли патриарший дьяки под руки, и в патриаршую избу, что крышей чернеет возле Василия Блаженного, повели. Тут безместные попы нанимались, тут и правёж шёл.
— Кто ты есть, протопоп? — дьяк в патриаршей избе спросил.
— Сам говоришь — протопоп... — отвечал Аввакум.
— А откуль ты, протопоп?
И не понял ещё Аввакум, что это за приключение с ним, объяснил. Дескать, протопоп он Входоиерусалимского собора Юрьевца Поволжского. Только сойти пришлось с города, жизни лишить там ладили. И о том, что бежал с Юрьевца, и Стефан Вонифатьевич, царский духовник, и сам государь всея Руси Алексей Михайлович ведают. Топтан злых человек ногами Аввакум в Юрьевце был.
— А ты, протопоп, ведаешь, что Юрьевец — патриаршая область? — спросил дьяк.
— Как не ведать? — отвечал Аввакум. — Сам с каждой сажени по пять алтын собирал. За то и бит попами тамошними. А сверх указанных пошлин ещё девять рублей двадцать два алтына три деньги налогу за неосвященные церковью сожительства сюда, в патриаршую избу, как в Москву прибежал, принёс.
— Это всё так... — сказал дьяк. — А ведомо тебе, протопоп, сколько на тебе недоимок за эти полгода, пока ты по Москве блытаешься, накопилось?
Чуяло, чуяло сердце беду. Только откуда же мог Аввакум знать, что с него недоимки и впредь за Юрьевец взыскивать будут?! Не самочинно же он в Казанской церкви служил! И государь об этом знал, и патриарх Никон! Какова рожна ещё? Пускай тые попы, которые за волосы его в Юрьевце драли, и чешутся, где им подати теперь сыскать.
Ермак с малой дружиной казаков сокрушил царство Кучума и освободил народы Сибири. Соликамский крестьянин Артемий Бабинов проложил первую сибирскую дорогу. Казак Семен Дежнев на небольшом судне впервые в мире обогнул по морю наш материк. Об этих людях и их подвигах повествует книга.
Выдающийся поэт, ученый, просветитель, историк, собиратель якутского фольклора и языка, человек, наделенный даром провидения, Алексей Елисеевич Кулаковский прожил короткую, но очень насыщенную жизнь. Ему приходилось блуждать по заполярной тундре, сплавляться по бурным рекам, прятаться от бандитов, пребывать с различными рисковыми поручениями новой власти в самой гуще Гражданской войны на Севере, терять родных и преданных друзей, учительствовать и воспитывать детей, которых у Алексея Елисеевича было много.
Сейчас много говорится о репрессиях 37-го. Однако зачастую намеренно или нет происходит подмена в понятиях «жертвы» и «палачи». Началом такой путаницы послужила так называемая хрущевская оттепель. А ведь расстрелянные Зиновьев, Каменев, Бухарин и многие другие деятели партийной верхушки, репрессированные тогда, сами играли роль палачей. Именно они в 1918-м развязали кровавую бойню Гражданской войны, создали в стране политический климат, породивший беспощадный террор. Сознательно забывается и то, что в 1934–1938 гг.
Новая книга петербургского писателя и исследователя Н.М. Коняева посвящена политическим событиям 1918-го, «самого короткого» для России года. Этот год памятен не только и не столько переходом на григорианскую систему летосчисления. Он остался в отечественной истории как период становления и укрепления большевистской диктатуры, как время превращения «красного террора» в целенаправленную государственную политику. Разгон Учредительного собрания, создание ЧК, поэтапное уничтожение большевиками других партий, включая левые, убийство германского посла Мирбаха, левоэсеровский мятеж, убийство Володарского и Урицкого, злодейское уничтожение Царской Семьи, покушение на Ленина — вот основные эпизоды этой кровавой эпопеи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В юности душа живет, не отдавая никому отчета в своих желаниях и грехах. Что, например, страшного в том, чтобы мальчишке разорить птичье гнездо и украсть птенца? Кажется, что игра не причинит никому вреда, и даже если птенец умрет, все в итоге исправится каким-то волшебным образом.В рассказе известного православного писателя Николая Коняева действительно происходит чудо: бабушка, прозванная «птичьей» за умение разговаривать с пернатыми на их языке, выхаживает птенца, являя детям чудо воскрешения. Коняев на примере жизненной истории показывает возможность чуда в нашем мире.
Роман индийского писателя повествует об истории Индии на рубеже XV и XVI веков, накануне образования империи Великих Моголов, рассказывает о междоусобной борьбе раджпутских княжеств. Книга завоевала пять литературных премий и получила широкое признание в своей стране.
Роман-шедевр в прогрессивном жанре трансреализма: большая часть событий происходит в бардо — пограничном месте-состоянии между жизнью и смертью (в буддизме). Сондерс, блестящий мастер короткой формы, написал трагическую семейную историю со сверхъестественной атмосферой, преодолевая все жанровые условности. Наследник Эдгара По и Германа Мелвилла, Сондерс в «Линкольне в бардо» соединил поэтичность и исторические реалии, взяв за основу реальный случай с американским президентом и его маленьким сыном. Этот роман действительно перенесет вас за грань реальности.Книга содержит нецензурную брань.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
Конец III – начало II века до н.э. Мир охвачен неистовым противоборством двух величайших держав за господство над Средиземноморьем. Мисдес, сын влиятельного сенатора, воюет в Испании под началом Ганнибала. У него обнаруживаются выдающиеся способности, и полководец предлагает ему стать дипломатом, наделенным особыми полномочиями. На новой службе Мисдес весьма успешен: мирит и сорит племена; привлекает новых союзников на сторону Карфагена. Получив задачу: спровоцировать конфликт с подконтрольным Риму городом Сагунтом, он замышляет хитроумную операцию, для участия в которой привлекает илергетов – самое могущественное племя Испании.
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Очередной том новой серии «Великие войны», адресованной любителям истории, посвящён одной из самых интригующих эпох в мировой истории — эпохе крестовых походов. В него включены впервые публикуемый увлекательный исторический роман писателя Геннадия Прашкевича «Пёс Господень» и обширная подборка мемуаров и документов о походах крестоносцев.
Автор книги Борис Алмазов не только талантливый писатель, но и известный деятель казачьего движения , атаман. Поэтому в своем новом романе он особенно колоритно и сочно выписывает детали быта казаков, показывает, какую огромную роль сыграли они в освоении сибирских пространств.
Роман Александра Бородыни «Крепостной шпион» — остросюжетный исторический детектив. Действие переносит читателя в российскую столицу времён правления императора Павла I. Масонская ложа занята поисками эликсира бессмертия для самого государя. Неожиданно на её пути становится некая зловещая фигура — хозяин могучей преступной организации, злодей и растлитель, новгородский помещик Иван Бурса.
В увлекательнейшем историческом романе Владислава Романова рассказывается о жизни Александра Невского (ок. 1220—1263). Имя этого доблестного воина, мудрого военачальника золотыми буквами вписано в мировую историю. В этой книге история жизни Александра Невского окутана мистическим ореолом, и он предстаёт перед читателями не просто как талантливый человек своей эпохи, но и как спаситель православия.
Иван Грозный... Кажется, нет героя в русской истории более известного. Но Ю. Слепухин находит новые слова, интонации, новые факты. И оживает Русь старинная в любви, трагедии, преследованиях, интригах и славе. Исторический роман и психологическая драма верности, долга, чувства.