Автово - [43]

— Приехали?

— Приехали!

— Надолго?

— Ещё на полгода!

— Я так рада! Ну, ладно, давай!

Учитывая, что до этого момента я разговаривал с ней всего раза 2–3, я был приятно удивлён, что Анечка так обрадовалась нашему приезду. Позвав наших, я отправился мыть руки в наш ненаглядный туалет, по которому я уже успел соскучиться.

Здесь меня ждала ещё одна встреча. Около одной из раковин стоял тот самый черножопый, который подружился с татарами. Не зная почему, но бурная встреча с Анечкой меня так обрадовала, что я весь сиял от счастья, и с таким придурковатым выражением лица заорал этому двухметровому:

— Привет!

Замечу, что раньше и при других обстоятельствах я бы так никогда не поступил.

Индус сначала секунды две тупо смотрел на меня, затем, видимо, вспомнил, что несколько месяцев назад по коридору бегало нечто подобное (я то есть), широко улыбнулся и заорал в ответ:

— О! Здорово! Как дъела? Давно приехали?

— Да вот только что!

— А эти…как их…Марат и Наиль тоже с вами?

— Не-а! Они недели через две приедут.

— Вот здорово! — прокричал Индус и, напевая какие-то местные мотивы, скрылся из виду.

Тем временем Лариска с Ириной уже накрывали на стол.

Кое-какая посуда в поезде у нас была, так что сейчас было, в чём есть. А завтра мы планировали взять свои вещи из камеры хранения. Она, как, впрочем, и бельевая, была уже закрыта. Насчёт последней мы серьёзно огорчились. Всё дело в том, что перед отъездом в Астрахань в мае мы буквально всё сдали на хранение, в том числе и матрацы в бельевую. А всё из-за Рябушко, который вдруг подумал, что, оставь мы матрацы в комнате, их непременно сопрут. В жуткой спешке, которая царила тогда, мы не подумали, кому нужны будут эти старые, вонючие, рваные и зассанные матрацы (ссали не мы, по крайней мере, не я). Но Рябушко попёр свои в бельевую, а мы, повинуясь какому-то стадному инстинкту, попёрлись за ним.

И вот теперь моя ненаглядная кроватка представляла собой сплошную пружину на четырёх столбиках с доской посередине (напомню, что кроватей было две). Как спать на этом убожестве я не представлял. Конечно, та же проблема была у всех. Только Лариса хвалилась, что взяла с собой двуспальное толстое одеяло, так что сон им с Ириной обещал быть более мягок.

Проведя холодную зиму в общаге под двумя тонюсенькими казёнными одеялами, я решил взять из дома пуховое. Но из-за слишком большого багажа это одеяло, как и зимнее пальто, мне обещали выслать погодя.

Сознавая всю мерзость положения, мы решили не обращать сейчас на это внимания, а предпочли перекусить и расслабиться.

В самый разгар пирушки нам показалось, что за дверью кто-то стоит. Эта таинственная личность, видно, поняла, что её засекли, и решила показаться. Дверь жутко заскрипела, и оттуда выглянула милая рожа Бабы Жени.

— Баба Женя! — хором заорали мы. — Привет! Вот мы и приехали! Так по тебе соскучились!

Баба Женя оглянула комнату, посмотрела на Лариску, потом на Иринку, что-то про себя пробубнила, а вслух, также оставляя видимой только голову в платочке, сказала:

— А! И девки тут!

— А как же, Баба Женя, давай заходи к нам!

— Да нет, мне убираться надо, — и как бы для подтверждения загремела своими ведрами.

— Это ещё что такое было? — спросила Ирина, которая до этих пор молчала.

— А это — легенда нашего общежития, Баба Женя, — объяснили мы. — Очень даже оригинальный экземпляр. Познакомься с ней немедленно, а ещё с Бабой Настей на вашем этаже, только вату в уши вставить не забудь, а то оглохнешь как лошадь.

Уже вечерело и заметно похолодало. Все стали расходиться, потому что после двух дней тряски в поезде очень хотелось спать. Хотелось, но как?

Я оделся как в первую ночь в 214-ой, когда мы только что приехали, потому что, не смотря на лето, в необжитой комнате, действительно, становилось всё холоднее. На голую доску я постелил старенькое покрывало и лёг прямо на неё, покрывшись точно такой же подстилкой — ничего другого у меня не было. Тельняшка, рубашка, безрукавка и трико абсолютно не грели, и я подумал, что именно так, наверное, и спят бомжи. За всю ночь я не заснул более чем на 15 минут. Эффект был просто ошеломляющим.

— Чего только не переживёшь в этой общаге, — подумал я, — хорошо хоть, что сплю не под открытым небом.

Где-то часов в 6 утра я не выдержал и решил, что пора вставать. К нашим я стучать не решился, будучи не уверенным в том, что они тоже не спят. Так слонялся я по коридору, пытаясь согреться, пока в 7-30 не решил, что не плохо бы заскочить к кому-нибудь. Ближе всех была 210-ая, куда я и постучался. Дверь открыл бледный и опухший Султан, и мы с ним стали обсуждать всю мерзость сегодняшней ночи.

Где-то через час в коридоре показались остальные, мы завалились в 215-ую и стали завтракать. Выяснилось, что всем, кроме девчонок, сегодня спалось также как и мне. А девиц спасло их тёплое одеяло. Сблизив две кровати, они положили на него одеяло, легли рядышком и половиной этого одеяла накрылись, в результате чего обе оказались на одной кровати и вплотную друг к другу спокойненько проспали до утра. Только они одни выглядели сейчас бодрыми и выспавшимися.

Дождавшись открытия бельевой и камеры хранения, мы ринулись туда и получили, наконец, свои вещи и долгожданные матрацы. А немного позже, разобравшись со своими вещами и придав кроватям божеский вид, мы собрались погулять по городу. И в первую очередь пошли в ДЛТ (Дом Ленинградской Торговли). Там мы разбились на кучки, и Султан потащил меня в отдел фотоаппаратуры. Оказывается, он очень мечтал купить фотоаппарат, что он, в принципе, и сделал. Так в нашей группе появилась первая «мыльница». Вечером этого же дня, собравшись за ужином, Султан сделал первые снимки.