Автостопом по социализму, или Свобода по талонам - [15]

Водители автобуса – мерзкие типы. Во-первых, не знают английского (или прикидываются).

Непонятно, зачем брать на работу в автобус, перевозящий туристов, водил, не знающих английского? Мне-то не страшно, ибо всё, что я думаю о них, могу высказать и на испанском, но они опять прикидываются, что не понимают. Во-вторых, в автобусе на полную катушку работает кондиционер, а эти ребята упираются и не хотят его отключать: не положено. На всех доступных языках, включая русский, пытаюсь их заставить выключить это гребаное устройство: холодно. Логика у них простая: вы туристы, поэтому должны ездить в автобусах с кондиционерами; раз автобус оборудован кондиционером, надо его включать на полную мощность; кондиционер – признак престижа, все лучшее – иностранным гостям. Никого не волнует, что в автобусе аномально холодно, плюс десять по Цельсию, а большинство людей в футболках. В-третьих, обещают отдать сдачу в один доллар в конце пути, но не отдают. Ладно.

Автобус объезжает все значимые города (Камагуэй, Ольгин и далее по списку) и я решаю, если высплюсь, и мне понравится какой-то город, я закончу свою поездку в этом холодильнике и спрыгну. Спать не удается, хотя едем ночью.

Но ничего, подхватив легкую простуду, приезжаю во вторую столицу Острова Свободы – Сантьяго-де-Куба. Кубинский Питер, так сказать. Быстро нахожу касу, разумеется, нелегальную, безо всяких вывесок и записей в журнал, зато рядом с центром. Бросаю шмотки, иду гулять.

Глава 7. Сантьяго-де-Куба

Город Сантьяго-де-Куба похож на Ямайку: люди чернее, чем в западной части острова, одеты в растаманские цвета, на голове у некоторых красуются дреды. Когда-то, видимо, город процветал: виднеются трамвайные линии, от старости вросшие в землю, и даже небоскребы.

Меня посещают мысли отправиться на Ямайку, благо, судя по карте – совсем недалеко: километров двести. Проведя изыскания насчет целесообразности данного путешествия, прихожу к выводу, что 390 баксов за перелет туда-обратно – крайне не бюджетно; более того, по воде добраться до растаманского острова нереально: морское сообщение отменено шесть лет назад. Печально.

В Сантьяго-де-Куба много фастфуда, много еды. Дешевой и паршивой. Ем везде: в гаштетах, на улице, у тётушки, у которой поселился. Ем, чтобы есть. Чтобы наесться впрок. Осознаю, что дальше может быть хуже, надо питаться сейчас. Скупаю все, что вижу: леденцы, лепешки, зеленые бананы, которые невозможно есть в сыром виде, а нужно варить. Фруктов нигде почти не найти: январь – не сезон.

Тут, в Сантьяго, моя мечта об аренде скутера разбивается об очередную глупую кубинскую реальность: для аренды скутера необходимы права, а у меня их отняли нехорошие люди в Москве за езду по встречной полосе.

Бесцельное слоняние по городу заводит меня в интересные места: в тренажерный зал, где кубинцы прокачивают свою мускулатуру, и вход в который стоит один рубль, в библиотеки-прачечные-рынки, в какое-то помещение типа клуба, расположенное в подворотне, где разукрашенная знойная мучача томным голосом исполняет заунывные романсы. На входе сидит билетер, который, почуяв мое иностранное происхождение, пытается меня обилетить, но, увидев, как я достаю из кармана местные песо, улыбается: «Проходи, кубинец». Кубинский пролетариат после тяжелого трудового дня внимает пению исполнительницы, параллельно полируясь ромом прямо из горла, передавая его по кругу.

Смеркается, я и выхожу на главную площадь.

Слышу, как какой-то тип бойко общается на английском, знакомлюсь. Слово за слово, стаканчик за стаканчиком, проникаюсь к нему симпатией. Рассказывает он мне свою историю.

Вся информация, конечно, с его слов, но звучало довольно правдоподобно.

Мой новый знакомый по прозвищу Пипиньо (в переводе с исп. – огурец) только что откинулся из тюрьмы: сидел несколько лет за свои политические взгляды. Во всем мире находятся личности, недовольные существующей властью, однако в социалистических странах их заметно больше, к тому же в этих странах есть один момент: этих личностей сажают. По словам Пипиньо, политических заключенных на Кубе – немало: около половины от общей массы находящихся за решеткой. Освободился он совсем недавно и направлялся домой, в свою деревню Эль Кобре, к родителям. Конечно, болтуном Пипиньо был порядочным, но что-то мне подсказывало, что с этим загорелым малым нам удастся спеться. Мне импонировала его начитанность и образованность (знал он ни много, ни мало – восемь языков, и в этом сомневаться не приходилось: я сам слышал, как он свободно болтал на улице и на дискотеке то с немцами, то с голландцами, то с итальянцами). Языки и прочие науки Пипиньо постигал в политической школе, откуда его и забрали кубинские чекисты прямиком на кубинскую Лубянку.

Пипиньо в сопровождении своего друга огромных размеров шляется по городу, здоровается со старыми корешами, все спрашивают, как ему сиделось и как жилось. Так что вроде про отсидку не врет. Большой друг значительно старше самого Пипиньо, учился в Москве на врача, но по-русски не мог вымолвить ни слова, что было, по крайней мере, странно. Друг угощает нас с Пипиньо пивом, я их зову на дискотеку. Обращаю внимание, что Пипиньо любит халяву (кто из кубинцев её не любит?), но я в частном порядке разъясняю ему политику партии: разводить меня не стоит; во всех финансово-денежных переговорах с представителями обилечивающей/разливающей организаций вечеринки общается он, я же оказываю финансовую поддержку. По стандартному сценарию – я студент, приехавший учиться на Остров Свободы.