Автопортрет - [18]

Картина. Не Репина, сюрреалиста наших дней. На краю кроватки достойной сидит парочка Мартын да Одарочка дней наших окаянных. Мартыну уж годок какой, Одарочке на круг раза в три поменьше будет. Мартын покамест в одежинах, внученька в бикини за шпильках. Ваши действия, товарищ?!

Ну не будешь же ты, можно сказать человек в возрасте, дуралей старый и развратник, срывать сей дивный цветок удовольствий как некогда генеральшу на мусорке. Ой, тут подход нужен. Ой, тут Шекспиру делать нечего. Ой, да мы справимсяяааа. Ой, да нет таких крепостей, которые бы не пали перед большевикааами. Ой, да мы очарууууем. Ой, да мы завоюуууууем. Дальнейшие события развивались в точном соответствии с очередным бессмертным перлом человека прожившего в атмосфере нефти и газа. «Сроду такого не было, хотя всё было как всегда».

Оказывается, и кто б помыслить мог только!, новейшие технологии совершили революцию не только в области панельного домостроения и разедении бройлеров. Как далеко рванула наука и практика! Как безнадежно отстал дикий Запад! С чувством глубокого удовлетворения константирую. Ура! Мы впереди планеты всей!

Со стороны мы похожи на рыбаков, присевших в непогоду на лавочке, разве, что без удочек. Рыбаки сидят тесно и чинно прижавшись друг к дружке накрывшись одеяльцем. Когда одеяльце начинает сползать с рыбака – рыбка заботливо поправляет его, а когда одеяльце спадает с рыбки – то одеяльце поправляет уже рыбак.

«Ай да Сашка, ай да сукин сын!» – сам себя похвалил Александр Сергеевич. Ай да Григориус, ай да сукин сын! Недаром говорят, мастерство не пропьешь!

«Ты все делаешь правильно…», выдохнула крошка, когда мы уже начали выдыхаться. Правильно! Я иду верным курсом, товарищи! Едино правильным! Свистать всех наверх, всех тех кто не в ногу, кто сбился, попался на удочку, стал жертвой голосов, происков, диверсий… присоединяйтесь, присоединяйтесь, присоединяйтесь… и не только пролетарии…

Слишком хорошо, тоже не хорошо. Пора. Упаковка не дается, выскальзывая из влажных от выделений пальцев. Дюймовочка приходит на помощь и делает все как учили в школе. На какое – то мгновение замираем. Далее ловится ритм правильный который тут же переводится в неаправильный. От piano до forte, от pianissimo до fortissimo. На одной из таких иссиммо молочные зубки впиваются в кисть, а фарфоровые в плечо. Как всегда в таких случаях теряю сознание. Но ненадолго, не переживайте вы так.

Девушка слегка приподнята на подушке, ноги так же слегка приобнимают мой торс. Мы уже успокоились. На память приходит маркиз, да не тот, который Карабас, а тот самый с приставкой де – нашедший свой последий приют на груди у юной незнакомки. Делюсь, и слышу в ответ: «Ой, только не умирай на мне!». Прикидываю годы наши, и выходит – та, которую собираюсь осчастливить, еще далеков проэкте. Какие наши годы!

Руки его покоятся у нее на бедрах, ее – покоятся у него на плечах. Голова его уткнулась ей в плечо, ее – свободна и независима. Губы его перебирают ее волосы, ее – сомкнуты и неподвижны. Дыхание его горячо и прерывисто, ее – спокойно и умиротворенно. Замри мгновенье – ты прекрасно! Но жизнь сволочна и безжалостна. Непрестанно вертятся светила, в ритме безумном словно наперегонки мчатся стрелки часов. Предрасветная мгла закрадывается вглубь и преломляясь в бликах ночника отбрасывает непропорционально длинные, какие – то фантасмагорические тени. Он и она заинтригованы. Медленно вращаясь с любопытством рассматривают на стене танец теней своих. Затем останавливаются. В профиль.

Он опускается на колени. Голова его где – то на уровне живота ее. Затем ниже. Затем еще. Затем его голова возвращается в изначальное положение и нога ее обвивает его шею. Руки ее обхватывают его голову. Затем месторасположение ног меняется.

Затем встает он, а она преклоняет колени. Теперь ее голова где – то на уровне живота его. Затем ниже Затем еще. Затем действо замирает. Руки его обхватывают ее, волосы собираются в пучок и отбрасываются в сторону. Голова несколько приподымается. Ему нравится рассматривать ее лицо с закрытыми глазами.

Живот втянут, мышцы ног напряжены. Пальцы массируют мочки ушей. Через некоторое время голова его наклоняется и он что – то ей шепчет на ухо. Та отстраняется и открывает глаза. Словно пребывая в оцепенении, смотрит, затем он наклоняется вновь и о чем – то просит ее. Просьба выполняется и две настенные фигуры вновь сливаются в одну. Еще какое – то мгновенье, и как в пляске Святого Витта контуры его фигуры ламаются, она совершая судорожные, лишеные всякой логики непоследовательные движения, распадается, тело начинает бить дрожь и он обессилено падает на колени, две размытые фигуры вновь сливаются в одну.

Спать. Девушка прижимается своим тельцем и ее горячее дыхание обдает мою шею. Беру обнимающую меня руку в свою. Перебираю пальчики. Прижимаю к щеке. Постепенно дыхание затихает. Тихо доносится музыка, из приоткрытого окна ветер тихо колышет гардину. Чертик, намалеваный на китайском ночнике, подмигивает мне. Я отвечаю тем же и смеживаю глаза. Эрос наконец – то выпускает меня из своих объятий и передает Морфею.