Автопортрет - [10]

Шрифт
Интервал

«Да не расстраивайтесь уж так, новую найдете…» – это мне Сильвия премудрая. «Вся беда наша, что как только найдем, так сразу портрет рисовать начинаем» – несколько месяцев спустя. Портрет Дориана Грея в обличье женском. А хочешь, докажу на двух пальцах, что я – пусть с последней буковки самой махонокой – почище, а главное самое попорядочнее тебя – цяци на загляденье буду. Поскольку ты даже не догадываешся о такой диспозиции жизненной – превратись в само внимание. Диагноз мой, алкоголика, врача к тому же человека которому ты дорога медицински выверен, математически точен и по человечески безошибочен.

Сермяжная правда жизни в том, что ты спиваешься. Разумеется, это хоть что – то, в этом спасение, лучше (по себе знаю) сойти с круга, чем рехнуться в четырех стенах осатаневши от одиночества. Таков печальный, увы, удел многих одиноких сердец в городе в котором до тебя никому дела нет и мы с тобой не исключение. Жизнь твоя, вроде моей, чтоб не обидно было, пуста и никчемна, о чем доподлино известно тебе, разрывающейся между Нью Йорком и Москвой. Дебильное убиение времени ради грошового заработка в черушнике, приблизительно там же кров, отсутствие нормальных бумаг, невыносимое и унизительное для изысканой дамы положение человека второго сорта, поэтому тебя время от времени рвет. Повинуясь порыву ты стремишься уехать, вырваться из заколдованого круга безнадеги и безвременья, но в последний момент самый тебе становится страшно и правильно, что становится страшно, потому что поезд московский твой ушел давно и след его простыл в тумане далеком. Ты там никому не нужна. Впрочем, похоже, и здесь. Голова твоя кудрявая работает в режиме раздрай, ни семьи, ни любви, ни денег, ни работы, ни привязанности, ни толком ни кола ни двора что тут, что там. Ты умудрилась, детка, профукать всё, правда, ты тут не при чем, нас, таких – легионы. Судьба такая. Ты же не нарошно. Так же как и я, к примеру, чтоб не ходить далеко. Аутсайд, алкоголь, музон, кабак, мужики да бабы – многие бы обзавидовались. Да и хороша по прежнему. Кому как не мне понять тебя… не помню… не знаю… даже с поправкой на лживость, между прочим 100 % косвенного признака деградации человеческой личности, это бросается в глаза. «Как, ты был в Бразилии?» – дорогая, сколько тебе можно рассказывать о Бразилии? Как, мы были в ПРИМОРСКОМ? Н-дас. На медицинском языке подобная забывчивость именуется ретроградной амнезией. «Она любит поддать», комментируют наши общие знакомые, добавляя кой чего похлеще. Поведение твое, дорогая, особо манера довольно отвратная водить хороводы с представительницами одноименного пола, бросается в глаза и наводит на размышления. Что нас роднит – мы оба капитально сидим на стакане. Хотя в моем сознательном и добровольном убиении – betaeubung – заложен изначально иной смысл. Так вот, продолжим. Ты уже одна однешенька западаешь посреди ночи добавить за счет первого лепшего под руку подвернувшегося асера. Принять из рук, которые ты видишь в первый и последний раз. Затем, помимо пойла дармового, цветы. Облобызать спьяну слюнявые губы. И прокатиться за бесплатно с тем же мудаком. В том нет ничего предосудительного для леди, подскажи как их называют, с Бирюлево. Как ты стрепенулась заслышав приговор: «дешевая женщина». Заруби себе на носу. Породистая собака не лакает с первой попавшей миски как не берет из рук чужих. Даже испытывая материальные затруднения. Ты спиваешься, дорогая. Причем банально. Кстати. Ты не обратила внимание, я перестал подходить к тебе на пляже. И не только потому, что моему ты предпочитаешь женское общество.

Рассматриваю твои альбомы. Ты в прекрасном настроении хлопочешь у плиты готовя себе перекусить. Я листаю, рассматриваю толстые любовно оформленые фолианты и постепенно мною овладевает смутное беспокойство. Перевожу взгляд с фотографий на тебя и обратно. Так рассматривает дочь любящий отец после долгой разлуки силясь узнать, признать родные, но изменившиеся до неузнаваемости черты. Дело в том, что ты и изображения твои это как бы два разных человека, лица, характера, я стараюсь найти снимок, который бы мне понравился и не нахожу. Это откровение просто поражает меня меняя в лице, но ты по прежнему увлечена приготовлением жратвы и ничегошеньки не замечаешь. Прокручиваю по второму разу с тем же успехом силясь понять в чем дело. Наконец нахожу искомое. Попросить? Захлопываю альбом. По дороге домой я таки нашел ответ на свой вопрос и признаться, он меня потряс.

3. «Очень похожа не милен – фармер, пошарудел бы»

Я прусь в это заведение гонимый не только безысходным чувством тоски и гнетущего одиночества, сколько тайным желанием увидеть тебя. Я восседаю у дальней стойки и взгляд мой блуждающий вроде как случайно задержавается на постоянно хлопающей входной двери. Твой характерный профиль бросается в глаза моментально. Как сейчас – это ощущение предательской дрожи в коленках, заходивших ходуном, какого черта, как это вообще может быть?! Сидит себе тихо забившись где – то в углу человечек и вдруг его пробирает дрожь ипересыхает в горле. Заявившаяся словно голливудская дива дама не признает в одиноко притулившемся гражданине знакомца не соизволяя удостоить кивка. Ещё бы, у тебя появилась компания, друзья, ты бросила своего верного друга и товарища буквально на следующий день после того, как мы договорились, уложили пакт о добрососедстве, мире и ненападении, бессрочный, причем, осмелюсь напомнить. Напыщеная гусыня, ты смылась втихаря, предала и бросила человека недостойно леди, так бросают пса, не собаку – пса шелудивого посреди дороги буквально на следующий день после пасхального богослужения. Оказывается ты набожна и религиозна, в отличии от меня, атеиста богопротивного… Прохожу мимо словно табурета пустого. И безо всякой дрожи.


Еще от автора Игорь Афанасьевич Угляр
Белый дом. Президенту Обама лично в руки. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

”Со времен Томаса Джефферсона в этих стенах не присутствовала столь высокая концентрации гения и таланта…”. ”Сорок лет тому Уильям Ледерер назвал нас «Нацией баранов». Сегодня мы должны быть счастливы. Мы не нация баранов – мы нация дебилов…”. Об этом и не только по ту сторону океаническую своими глазами…


Белый дом. Президенту Трампу лично в руки. Как строитель строителю. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Обычный советский гражданин, круто поменявший судьбу во времена словно в издевку нареченрные «судьбоносными». В одночасье потерявший все, что держит человека на белом свете, – дом, семью, профессию, Родину. Череда стран, бесконечных скитаний, труд тяжелый, зачастую и рабский… привычное место скальпеля занял отбойный молоток, а пришло время – и перо. О чем книга? В основном обо мне и слегка о Трампе. Строго согласно полезному коэффициенту трудового участия. Оба приблизительно одного возраста, социального происхождения, образования, круга общения, расы одной, черт характера некоторых, ну и тому подобное… да, и профессии строительной к тому же.


Рекомендуем почитать
Дюжина слов об Октябре

Сегодня, в 2017 году, спустя столетие после штурма Зимнего и Московского восстания, Октябрьская революция по-прежнему вызывает споры. Была ли она неизбежна? Почему один период в истории великой российской державы уступил место другому лишь через кровь Гражданской войны? Каково влияние Октября на ход мировой истории? В этом сборнике, как и в книге «Семнадцать о Семнадцатом», писатели рассказывают об Октябре и его эхе в Одессе и на Чукотке, в Париже и архангельской деревне, сто лет назад и в наши дни.


Любовь слонов

Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2006, № 8.


Клубничная поляна. Глубина неба [два рассказа]

Опубликовано в журнале «Зарубежные записки» 2005, №2.


Посвящается Хлое

Рассказ журнала «Крещатик» 2006, № 1.


Плешивый мальчик. Проза P.S.

Мало кто знает, что по небу полуночи летает голый мальчик, теряющий золотые стрелы. Они падают в человеческие сердца. Мальчик не разбирает, в чье сердце угодил. Вот ему подвернулось сердце слесаря Епрева, вот пенсионера-коммуниста Фетисова, вот есениноподобного бича Парамота. И грубые эти люди вдруг чувствуют непонятную тоску, которую поэтические натуры называют любовью. «Плешивый мальчик. Проза P.S.» – уникальная книга. В ней собраны рассказы, созданные Евгением Поповым в самом начале писательской карьеры.


Посеянным в огонь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.