Автопортрет с женой и лошадью - [4]

— Спокойно, спокойно, он такой же маленький как муравей, образумься, Пилле!

Пилле отфыркивалась и как дурила таращилась на лису. Боком-боком они отдалились от зверька. Еще долго Пилле оглядывалась, опасаясь, что лиса вцепится ей в горло. Та же и не шевельнулась. Только разок склонила голову набок.

После этой встречи Пеэтер больше не искал приключений. Он позволил Пилле вольно шагать к развалинам хутора, что находился метрах в двухстах от той сонной лисицы. Никакой особой причины туда идти не было, просто когда-то они случайно оказались в этом месте. От хутора осталась наполовину завалившаяся развалюха и стены служебных построек из природного камня, усеянные сгнившими остатками крыши. А вот сад был по-прежнему хорош.

Полон яблонями. Осенью они приезжали сюда и вместе рвали их с веток. Пилле обожает яблоки. Поэтому она с удовольствием шаталась по двору, хотя обычно боится леших и их дворцов. А вдруг там обитают лисы? Люди вряд ли, но хутор наверняка кому-то принадлежит. На дворе Пеэтер нехотя спешился — ему ведь предстояло опять залезать в седло — ослабил подпругу и с поводьями в руках уселся на сруб колодца. Привязывать Пилле нельзя, она научилась рвать веревку. Пеэтер вынул сигарету и задымил. Как человек, погрузившийся в свои мысли. Глубоко задумавшийся человек, которому предстоит продать лошадь. Пилле отошла настолько, насколько позволили поводья, и щипала траву. Чего тут рассиживать, Пиллеке, пора переезжать в новую конюшню, к новому Петсу. Будем надеяться, что он богатый и тощий, чтобы легче было его возить, что он купит тебе новое седло, потники и дорогие уздечки, которые нигде не будут натирать. А тут, сама видишь, все в жопе. Пеэтер поднялся и поплелся к яблоням. Пилле принюхалась. Яблоками не пахло. Яблоки бывают осенью, а до нее еще целое лето. К тому времени Пилле уже будет в Финляндии или где-то еще.

— Ну что, двинулись? — спросил Пеэтер у лошади.

Пилле никак не отреагировала, продолжая тереться ухом об ногу. Пеэтер раздавил каблуком окурок и затянул подпругу. Затем влез на сруб, а оттуда в седло. Так проще. Чего тут пыхтеть, среди полей, когда можно забраться потихоньку в седло подобно инвалиду, так, чтобы лошадь не сильно нервничала из-за твоих манипуляций. Они направились обратно в конюшню.

Вечером Пеэтер опять лежал, уставившись в потолок. Сна не было. Жена с подушкой в руках стояла в дверях и пристально вглядывалась в Пеэтера.

— Я опять ворочаюсь, — сказал Пеэтер.

Ничего не ответив, жена повернулась спиной и собралась выйти из комнаты.

— Тебе действительно по барабану? — окликнул ее Пеэтер.

— Не по барабану, но я хочу спать, — ответила жена и все-таки ушла.

Вероятно, они когда-то действительно любили друг друга. Или так казалось со стороны. Спать ей хочется, хотя и не по барабану. Не верю. Это пустая отговорка. Те, кому все по барабану и спят лучше. Хорошо, что у него есть лошадь, можно поговорить с ней. Но лошадь тоже отнимают. Где же справедливость? Чтобы была надежда, каждому человеку нужна хотя бы одна лошадь, так как если рассчитывать только на жену, то при своих надеждах можешь и остаться. Вот поэтому и разводятся, иногда с четырьмя женами подряд, и все равно не находят того, что нужно, потому что все они очень крепко спят. Не по барабану, но хочется спать! Сон превыше всего. Пеэтер обнял подушку, повернулся на бок и зажмурился. Перед глазами возникла жена. Непрошено, словно кошмар. Эта его равнодушная и сонная жена. Пеэтер вскочил, нашарил в темноте только один тапок и пошлепал в большую комнату к жене. Заговорил боязливо, будто был в чем-то виноват.

— Не могу уснуть, — прошептал Пеэтер.

— Хочешь, я вернусь в кровать? — спросила жена.

— Да.

— Но думать будешь обо мне, не о лошади.

— Хорошо, — через силу сказал Пеэтер. Врать ему не хотелось.

— Если ты начнешь ворочаться.

— Не буду, честное слово. Настроение отвратительное, погано себя чувствую!

— Ладно, иду. Честно, я ведь тоже устала.

— Знаю, знаю.

Жене было не до шуток. На часах три ночи. К восьми ей на работу. Невыспавшаяся, она бывала злой, раздражительной и нехорошей. И во всем был виноват Пеэтер. Он улегся, сложил руки на груди, как раньше требовали в детском саду, закрыл глаза и стал гнать от себя все мысли о любых лошадях. Так он боролся до утра. Спал или не спал, не имел представления. Ночь как-то прошла. Подумать только, сколько таких ночей еще впереди. Жизнь все же страшно выматывающая штука.

Секретарша, маленькая злобная Анника, была чуть любезнее, чем в прошлый раз. Интересно, с чего бы? Пеэтер навострил уши, появился проблеск надежды. Поначалу сильно надеяться опасно. Пусть сперва будет крошечная надежда, а потом, если возникнет причина, она перерастет в большую, потом разрастется еще. Пеэтер бросил пальто на вешалку и встал в ожидании новостей.

— Я все надеялась, а вдруг мы как-нибудь выкарабкаемся, но теперь ясно, что мы на дне. Как в игре в морской бой. Но это даже лучше, ясность, по крайней мере, — сказала секретарша. — Я ищу другую работу. Собственно, я вынуждена ее искать. Что ты будешь делать, Пеэтер, у тебя оставалась какая-то там лошадь, а…?