Автопортрет с догом - [9]

Шрифт
Интервал

Раз, когда она еще работала в нарсуде, я зашел к ней на службу пригласить ее на наш с Алисой праздник — мы отмечали супружеское десятилетие. Лора держала меня за дверьми, как обыкновенного посетителя, хотя и видела меня в приемной, когда двери открывались. Чтобы пригласить ее, мне пришлось выстоять очередь. Лора приняла приглашение официально: за полированным столом, под стрекот машинки, с поднятой телефонной трубкой. Даже не улыбнулась. На прощание демократически протянула руку из-за стола.

Я раз сильно подшутил над Лорой, но она об этом не догадывается. Принес ей свой юношеский пейзажик — квелый, пустой и вполне подражательный — и копию Коровина, кажется. Выстоял, как положено, очередь, развернул перед ней скатанные в трубку холсты и, таинственно оглядываясь на сейф, шепотом сообщил ей, что это последнее слово живописи — в смысле техники исполнения — и что надо бы как-нибудь это официально зарегистрировать. Боюсь, мол, чтобы у меня эти приемы не украли. Хорошо бы, мол, их как-нибудь эдак юридически оформить. В швейцарский банк, например, в отдел рукописей, отправить или печать хотя бы где-нибудь здесь поставить — и число, обязательно число. И в книгу занести. И автору на руки — справку.

Она серьезно отвечала, что такого в ее практике пока не случалось, но она узнает. В общем, конечно, это типичное авторское право, так она считает. Швейцарского банка, конечно, не обещает, но печать… отчего же, печать вполне возможна. Думаю, эту печать она бы мне в конце концов где-нибудь прилепила, быть может, даже с веревочкой, с сургучом, и мои приемы остались бы при мне. И справку бы выдала, и в книгу бы занесла. Чтобы все как у людей. Так она верила во всемогущество всяких печатей, бланков и грифов — и вообще в незыблемость порядка вещей. А что, если бы я в ее нотариальной конторе попросил снять копию с этих пейзажей? Думаю, она бы и за это взялась. Работа есть работа. Нотариусы могут все.

Всем Лора говорит, что она «сама себя вылепила» — всего добилась самостоятельно. Родители у нее — простые рабочие, а она вот «получила образование». Да и помогать родители не могли: отец инвалид, мать сама немного зарабатывала. Но она выучилась. Ходила мыть по вечерам полы в кинотеатры, убирала снег, выгружала по утрам хлеб. Больше того, сама еще помогала матери. Уже после института сама овладела нотной грамотой и прилично теперь играет на фортепиано (Костя рассказывал, как она играет: и соната, и марш у нее выходят одинаково). Самостоятельно изучает историю архитектуры. Прорабатывает «Атомную физику» Макса Борна. Фехтует. Играет в шахматы. Ходит в бассейн. И при всем при том остается женщиной — так она считает. Все по программе. На очереди языки и медицина. Время требует гармонично развитых личностей. Оно требует лично ее, Лору. Она — за леонардовский универсализм («Всеобщую историю искусств» и «Детали машин» она также наметила к изучению).

Детей у нее двое, как и было запланировано. Мальчик и девочка, как и хотела. Сначала он, потом она, как и было задумано. Все случается так, как она этого хочет. Никакой мистики: судьбы, предопределения и прочего. Человек сам хозяин своей судьбы. Сам кузнец своего счастья. Она не ждет милостей от природы. Взять их у нее — ее задача. Этот антиэкологический девиз Лора культивирует всюду. Человек — царь природы. Побеждает сильный (т. е. «достойный» — ее современная интерпретация). Ни в какие случаи, обстоятельства и т. п. она не верит. Только в необходимость. Каждый пожинает то, что посеял. «Попрошайкам» — нищим, инвалидам и т. п. — она никогда не подает. Из принципа. У нас существуют дома для престарелых, больницы, социальное обеспечение и прочее. Литературы о «старичках» и «старушках» терпеть не может, называет ее «ущербной». Вершина литературы — это Томас Манн, так она считает. Деловая женщина. Никакой диалектики. Далеко пойдет.

Я не хочу, конечно, чтобы у нее что-нибудь случилось, сохрани господь, но когда-нибудь что-нибудь остановит ее размах и заставит задуматься. Такие, как она, не видят самой ткани жизни, жизнь представляется им в лучшем случае бильярдной партией, треугольником полированных шаров, выложенных специально для них на зеленом сукне бильярда, — все же остальное будет зависеть только от их способностей, от их меткости и сноровки: направить шары в лузу или промахнуться и передать кий другому, а самому в это время вытаскивать из лузы чужие, пока не представится следующего случая для удара. Ведь правила для всех одни. И шаров достаточно. Но — спеши. Поезд может уйти.

Лора в семье — безусловный лидер. Если в простом, уютном и хорошо отлаженном механизме своего семейного счастья Мара и Серж представляют соответственно ведущее и ведомое колесо, то Лора в своей семье одна представляет собой и ведущее, и ведомое, и даже червячную передачу. Она одна — целая коробка передач. Все — на ней, она сама выбрала себе эту роль. Это именно она затеяла однажды в газете дискуссию «Нужен ли семье лидер?». Нужен ли кораблю рулевой? Риторический вопрос. Нужен, считает Лора. Женщина, убеждена она. Ввиду ее неотъемлемых родовых признаков — основательности, терпения и деловитости. «Женщина — это компас в навигации жизни», — изрекла однажды за столом Лора. Ее тихий, затюканный Костя тогда шепнул мне: «Я предпочел бы ориентироваться по звездам — если бы вообще куда-нибудь плыл» — и вздохнул.


Еще от автора Александр Львович Иванченко
Монограмма

Философская мелодрама. Один из лучших русских романов девяностых. Ксерокс журнальной публикации «Монограммы» тысячами копий расходился в буддистских тусовках. Изысканные медитации перемежаются жестокими сценами отечественной истории и душещипательными подробностями из жизни провинциальной библиотекарши.


Рекомендуем почитать
Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.