Автограф - [57]

Ситников медленно пошел к выходу, унося на своих покатых вялых плечах неизменный замшевый пиджак.

— Удаляешься? — крикнул Рюрик.

Ситников мрачно махнул рукой:

— Своим чередом.

— Не хочешь извращать вкус? Запрезирал нас совсем.

— Пойду попробую поработать. Ты никогда не ходил с миноискателем?

— Нет.

— Я тоже. А надо бы.

— Ты к чему это применительно?

— К Эскусству.

— Угощаю коктейлем, — сказал Саша.

— Нет. Абзац.

Ситников опять мрачно махнул рукой и ушел.

Рюрик сидел перед стойкой на высокой никелированной табуретке. Саша готовил ему коктейль в шейкере. Он сверкал в руках Саши, как цирковая булава. Перестав встряхивать шейкер, Саша открыл его и вылил содержимое в стакан. Добавил шампанского.

— Шампанское изобрел монах? — спросил Рюрик.

— Монах. Во фляге у него забродили остаточные дрожжи и сахар расщепился на спирт и углекислоту.

— Поэтично объяснил.

— Не нравится?

— Не нДравится. Где взять тысячу человек? — вдруг спросил Рюрик и придвинул к себе стакан.

— Может, тебе сегодня не надо пить углекислоту?

— Я серьезно. Мне надо тысячу человек, как минимум. — Рюрик отхлебнул коктейль. — Ничего углекислота. Поставить бы спектакль на улицах города.

— Скромняга.

— А что, я бываю скромным.

— Выпьешь один коктейль и пойдешь домой. Чтобы не разыгралась скромность.

— Твой дед всегда пьет молча?

Сашин дед сидел вдали за столиком. Перед ним был его бокал, наполненный до половины мадерой.

— Называется — созерцать вино.

— Пойду к нему, не завернет?

— С твоей-то скромностью?!

Рюрик взял коктейль и направился к старику Нифонтову.

Саша видел, как Рюрик и дед начали разговаривать. Рюрик говорил, старик молчал. Один раз что-то сказал. Рюрик вернулся к стойке и снова взгромоздился напротив Саши.

— Дон Перильон звали монаха.

— Мог бы и у меня спросить.

— У тебя неинтересно. Остаточные дрожжи. Мне требуется аудиенция в Моссовете.

— Никогда не думал, что тебе нужны аудиенции.

— Сашка, ты знаком с председателем Моссовета?

— Достаешь кооператив? Кому-нибудь?

— Мечтаю о городской площади. И пяток бы приличных улиц достать.

Саша взял у Рюрика стакан, попробовал.

— Думал, может, случайно нитроглицерин. Нет, все правильно.

В бар вошел Лощин в своем безупречном блейзере и, как всегда, в ботинках на завышенных каблуках. Из-под рукава левой руки свисала на ремешке маленькая мужская сумка, овальная, на застежках-молниях. Из бокового карманчика сумки торчала пачка сигарет. Рюрик не без удивления уставился на Лощина — после случая с копейкой опять здесь. Ну, детеныш!

Виталий увидел старика Нифонтова и направился к нему за столик.

— Ты его знаешь? — спросил Рюрик.

— Вполне. Вокруг Гели завихряет. Замечаешь?

— Пока не замечаю, но замечу. Однажды.

— Ты Гелю не обижай.

— С чего ты взял?

— Он завихряет, а ты не замечаешь.

— Я же сказал, замечу. И почищу от хвоста и дальше.

— Не пора ли?

— Освобожусь маненько от Волкова.

— Учти еще отношение к нему Тамары Дмитриевны.

— Жалует его. Как же. Зачем он к твоему старику припарковался?

— Записи выпрашивает.

— Какие?

— Дед перестал в меня верить. Удовлетворяю желания толпы, ваши, значит.

— Давно говорил — вылазь отсюда.

— От вас вылезешь. От тебя.

— Верно. От меня не вылезешь. Скоро прикреплю здесь афишу о Волкове. Премьера!

— Куда Леню задевал?

— Живой Леонид. Трудится, золотобоец. Не саботирует.

— На Волкова. Лощин, значит, и твоего старика обрабатывает.

— Если не обработал.

— А ты что?

— Я? То же, что и ты.

Рюрик энергично соскочил с высокой никелированной табуретки, отчего она даже покачнулась, и устремился к столику, за которым рядом с Нифонтовым сидел Виталий. Гран Афанасьевич только что положил перед Лощиным тетрадь. Рюрик подошел сзади и через спину Лощина подхватил ее со стола.

Лощин обернулся. При виде Рюрика очки его дрогнули. Он поборол себя, и очки вновь стали невозмутимы.

— Гран Афанасьевич, — сказал Рюрик. — Я знаю этого негоцианта. Он шулер. Сохраню вашу тетрадь до лучшего времени.

Рюрик пошел к стойке. Важно было не дать опомниться старику.

Таня Апряткина, которая все это видела и слышала, застыла в страхе с подносом в ожидании скандала. Подошла к Лощину и предложила ему коктейль. Лощин ей нравился, и она хотела вывести его из затруднительного положения. Но Лощин вежливо ее отстранил, встал и двинулся к Рюрику. Снял очки, убрал в карман своей овальной сумочки. Плохо видел, куда идет, но шел. И тогда вновь перед ним оказалась Таня. Поднос с коктейлем она бросила на столе, за которым сидел Нифонтов.

— Вам не надо этого делать, — сказала Таня.

Лощин недовольно остановился. Повернулся и пошел из бара, где ему в дверях вручили дубленку.

Рюрик громко и спокойно произнес:

— Береги лицо, Умсик. Жалуйся в берг-коллегию.

Таня не выдержала и сказала Рюрику:

— Вы ужасны.

— Своим чередом, Танюша.

— Я вас ненавижу!

— За что? — искренне удивился Рюрик.

Таня ничего не ответила. Рюрик взглянул на Сашу. Саша растерянно пожал плечами.

В жэке горел свет: дежурил Веня Охотный, сидел за столом. Рядом с телефоном лежала кубанка. При виде вошедшего Лощина Охотный приподнял со стола кубанку и обрадованно воскликнул:

— У меня тут мумиё!

Под кубанкой был стакан с водкой. То, что сейчас требовалось Виталию.