Автограф - [29]

У Саши в кладовке, где были дополнительный холодильник, рукомойник, весы, Сашин рабочий халат, лотки и ящики с продуктами, лежал старый портфель. В нем Саша хранил калькуляционные карточки на все свои коктейли. Документацию «Хижины».

Сегодня в баре, как всегда, было много народа: сидели за столиками, собрались перед стойкой. Кто-то раздобыл ящик из-под апельсинов и устроился на нем. Двое сидели на рюкзаках, у них преимущество: все свое с собой. Разносчица коктейлей Таня Апряткина едва протискивалась среди посетителей с подносом, уставленным стаканами, блюдечками с джемом, клюквой в сахаре, фисташками, солеными баранками «малютка». Кстати, имелся и коктейль «Малютка» — взбитое мороженое с порошком какао, а на закуску подавался ломтик подсушенного бисквита.

Володя протиснулся к Саше Нифонтову. Кивнул ему, спросил:

— Живой, здоровый?

— Вполне. А ты?

— Не вполне. Накувыркался.

— Сделаю коктейль поэнергичнее. Хочешь?

— Не откажусь. Последнее шаманство в мире.

— Что?

— Коктейли.

— А знахарство?

— Это врачевание.

Пока Саша готовил коктейль, Володя постоял с закрытыми глазами: надо срезать пик усталости. Сегодняшний день на «03» был серьезным днем не только физически, но и морально. Оставил ребят, ушел в науку. Прощание в гараже все-таки было печальным, несмотря на коньяк и на заявление ребят, что они пошли бы к Нестегину и санитарами.

— Готово, — сказал Саша.

Володя открыл глаза.

— Лени не было?

— Не было. — Саша уже заправлял кофеварку свежим кофе. Она издавала протяжное сипение и распространяла приятный запах.

Саша любил, когда машина работает без перерыва, потому что это самый благоприятный для нее режим и она выдавала вкусный кофе. Только надо следить за маленьким красным шариком в стеклянной трубочке, который показывает уровень воды: вовремя нажать кнопку и наполнить машину водой. Мягко опустилась рукоятка, и машина отфильтровала первую порцию.

— Тебе привет от Ксении.

— Как она?

— Вполне.

— В Москву не собирается?

— Нет.

Саша передал кофе какой-то девушке, а Володе придвинул коктейль:

— Врачуйся. — И тут же вынужден был отойти к магнитофону, чтобы перевернуть кассету.

На кассете был записан латвийский ансамбль «Модо». Володе тоже нравился этот ансамбль. Преодолевая тесноту, ребята энергично танцевали. Были девушки в узеньких брюках, были — в пончо с мелкими кисточками; одна — в длинной бархатной юбке при коротенькой жилетке, расшитой бисером. Та девушка, что взяла у Саши кофе, танцевала, держа высоко над головой чашечку, и изредка из нее прихлебывала. Надела противосолнечные очки с голубыми перламутровыми стеклами, в которых все отражалось, как в зеркалах. Весело кричала, предупреждала: «Дорогу! У меня в руках пищевой продукт!» Ее партнер — парень в застиранном комбинезоне, в коротко подрезанных сапогах-кирзачах. Самозабвенно колотил ими об пол — убьем танцами ноги: благо — полуподвал, никто ниже не живет. Двое ребят были в «самокрасках» — белых майках, которые окунаются в кипящую краску с предварительно завязанными на них узлами. Когда узлы распускают, на месте узлов получаются непредугаданные рисунки, орнаменты.

В гущу танцующих попадала Таня Апряткина с подносом. Вместе со всеми протанцевала, чтобы как-то пройти. Это ей удавалось. Даже нравилось. Ее нежная улыбка стоила многих здесь улыбок. «Хозтесса!» — говорили про Таню.

Володя не отходил от стойки, ждал Леню. Так виднее — не пропустит. Саша для девушки в длинной бархатной юбке сделал коктейль в большом бокале, край которого он заснежил мелким увлажненным сахаром. «Работа художника», — оценил Володя про себя внешний вид бокала. Девушка оценила не в меньшей степени, потому что тронула пальцем сахарный снег и радостно засмеялась, палец совсем по-детски быстро облизнула. Саша уже принялся специальным ножом с лезвием, прогнутым посредине, очищать для кого-то апельсин.

Лени все не было. Что — писатель, в самом деле, съел его в редакции, как апельсин, что ли?

Между Володей и Леней сразу установилось доверительное понимание. Однажды они долго проговорили в баре. Разговор зашел о моральном образе мыслей. Леня доказывал, что важен поступок. Он определяет моральный образ мыслей: нагляден и ничего не требует, кроме своего свершения. Володя сомневался, ему казалось, что судить по поступкам иногда сложно. Его постоянно волнует, каким должен быть поступок врача в исключительном положении, совершенно по теперешним временам уже реальном: погиб человек, его можно оживить, но мозг умер. Брать на аппараты такого человека или не брать? А если его уже взяли на аппараты, то когда их отключать? Ведь рано или поздно отключить придется. «Дело сложное, — говорил Леня. — Я должен обдумать».

Несколько раз Леня заезжал к Володе на подстанцию и в клинику, интересовался деталями работы. Решал ситуацию, предложенную Володей. Достал книги по деонтологии — о врачебной этике в научно-исследовательской работе. Володя говорил, что здравый смысл в медицине полностью совпадает с формой общественного сознания. Леня не спорил против общественного сознания, но доказывал, что Володя в чем-то отражает ограниченность повседневной практики и его аргументы можно противопоставить научному мышлению. Володя категорически не соглашался и приводил в пример «скорую», где здравый смысл, по его мнению, является суммой научного мышления и повседневной практики.