Автобиография - [56]

Теперь знаменитые модели получают состояния за каждый выход на подиум, и все показы записываются на видеопленку. Люди приходят в салоны и покупают то, что видели на экране телевизора, так что процесс стал совершенно неинтересным. Я не могу описать атмосферу шарма и очарования парижских коллекций того времени.

Показы происходили в домах высокой моды, и летом жара от осветительных ламп была невыносимой. Все сидели, тесно прижавшись друг к другу в рядах маленьких стульев с фальшивой позолотой. Первый ряд был зарезервирован для прославленных редакторов «Vogue» и «Harper's Bazaar» — самыми важными представителями были американцы, — а также для главных редакторов крупных французских журналов со своими ассистентами, сидевшими во втором ряду. Иерархия строго соблюдалась.

Самым известным фотографам доставались съемки главных творений кутюрье; менее известные довольствовались вторыми ролями.

Фотограф приезжал в студию около 19.00, изучал макияж модели и высказывался о прическе. На самом деле стиль прически диктовали дизайнеры модной одежды. Они говорили: «Для этой коллекции мне понадобится такой-то парикмахер, который сделает один стиль прически, характерный для всей коллекции». Так что в определенном смысле нам приходилось следовать стилю, разработанному для каждого дизайнера. Много лет спустя правила стали менее жесткими. Они изменились так сильно, что теперь вы практически можете делать все, что пожелаете.

Итак, мы сидели в гримерной, пили кофе и выкуривали миллион сигарет, потому что платья никак не привозили. Их никогда не привозили вовремя, потому что каждый модный журнал хотел снимать одни и те же платья. Впрочем, это зависело от журнала: чем известнее он был, тем быстрее вы получали платья.

Обычно мы работали до пяти или шести часов утра, и это продолжалось целую неделю. Помню, как я приходил домой и Джун говорила: «Как ты можешь столько работать? Наверное, ты умираешь от усталости?», а я отвечал: «Я уже умер!» Но как только я вставал с постели, то сразу же отправлялся к редактору просматривать пробные отпечатки, и битва начиналась сначала.

Как правило, выбор редактора разочаровывал меня. Сейчас, и уже довольно давно, дела обстоят иначе: я просто даю очень небольшую подборку фотографий в журнал, с которым я сотрудничаю.

В середине семидесятых годов французский «Vogue» находился под управлением Роберта Кайле, который во многих отношениях был потрясающим президентом. Он предоставлял редакционным фотографам полную свободу при условии, что сеансы фотографии были бесплатными для журнала. Я в шутку говорил, что нас пускают рыскать по парижским улицам, как свору диких собак, чтобы мы приносили самые скандальные фотографии, опубликовать которых хватит смелости только у редакторов французского «Vogue». Журнал стал настоящей меккой для дерзновенных талантов, и мы были предметом зависти для иностранных фотографов. Для того чтобы чего-то добиться от Роберта Кайле, нужно было подходить к нему задолго до второго завтрака; он обычно проводил ланч у «Максима», а его трапеза была продолжительной и сопровождалась обильными возлияниями. Нам говорили, что он ежедневно выпивает не менее половины большой бутылки шотландского виски; впрочем, никто из нас ни разу не удостаивался чести разделить с ним еду и питье. Поэтому рабочие часы во второй половине дня, после этих ланчей, никогда не были плодотворными или конструктивными.

Примерно в 1975 году вышло распоряжение о том, что все авторские негативы следует передать в редакцию «Vogue» для сохранения в архивах журнала на Пляс дю Палас Бурбон. Этот период был особенно важным в моей работе. Вероятно, именно тогда я сделал некоторые из своих лучших снимков. Поэтому я вооружился ножницами и принялся резать катушки пленки, оставляя для журнала то, что, по моему мнению, следовало отдать, чтобы не возникало лишних вопросов, и оставляя лучшие негативы для себя. Бедный Роберт умер в 1981 году, что не в последнюю очередь было следствием его невоздержанности во время трапез у «Максима». Нам его очень не хватало, но под руководством Фран-син Крисент французский «Vogue» стал нарушать все общепринятые правила и остался самым увлекательным, модным журналом в мире.

Несколько лет спустя женщина, работавшая в архивах французского отделения журнала, решила больше не утруждать себя и выбросила все негативы в мусорный бак за дверью дома № 4 на Пляс дю Палас Бурбон. Вскоре после этого я получил от британского «Vogue» уведомление о том, что все мои негативы и позитивы будут уничтожены к определенному сроку, если я не приеду в Лондон забрать их. Джун слетала в Лондон ближайшим рейсом и торжественно вернулась с большей частью материалов.

В 1970-е годы я завязал более тесное сотрудничество с английским журналом «Nova». Это было действительно новаторское издание, и моя работа для него сильно отличалась от моих снимков для французского «Vogue». Меня вдохновляла возможность видеть плоды своих трудов в таких разных журналах, как итальянские «Vogue» и «Arnica», французские «Realite», «Stern», «Paris Match».

"Анна, пусть это сойдет мне с рук!"