автобиография альберта эйнштейна - [2]

Шрифт
Интервал



21 марта: альфа велосипед корамин[7]дросте гюльсхофф[8]эмбрион парикмахер гравитация генгстлер[9]нереально январь К[10]люминал мастурбация нагль[11]оскар уайльд парасоль карантин реoмюр 1S[12]тарраш[13]анализ мочи вико[14]вена xyz

3 июня: какой бы параграф нарушить?

24 июня: воздух наполнен пестрящими, копошащимися бактериями, головастиками, словами.

21 июля: химический наркотик, чудовищно отрезвляющий, вызывающий фантастическую ясность мысли, эффект, обратный алкогольному опьянению.



мои флюоресцирующие перископические глаза вглядываются в воздух со степенью прозрачности глицерина, легконогенькие глазные мышцы подчиняются импульсочкам мозга, а в голове у меня знай потрескивает! инкорпорация окружающего? за моей спиной — стол, кресло, стакан на столе. материя, из которой состоит стол, это всё находится в моём распоряжении в случае необходимости, внутри моей ореховой скорлупки, внутри меня! вот я хожу и таскаю всё это в себе, фу, позорище!

прохожие, пересекающие улицу с раскрытыми чёрными зонтами. на чёрные зонты налипли жёлтые, упавшие с деревьев листья. я представляю себе узорные листки, филигранные прожилки, причудливо очерченные края. я собираю эти моменты прозрения, как насекомых, или как я собираю буквы, в мыслях я буквально накалываю их на остриё мозга и располагаю в умозрительных склянках. люди — замечательные механизмы! я стою перед окном и смотрю, как чёрные слова рождаются в мозгах пробегающих мимо, как мир струится в их организмы сквозь глазные яблоки, содрогания тончайших сосудиков и капилляров.

я стою у подоконника и пропускаю сквозь себя образы, как провода — электрический ток.



я буду краток:



1.

— но нет, я должен объяснить это более, более подробно. на моём деревянном столе, прибл. 1,5 м2, лежит пачка прискофена[15](2,5 мг присколь-2–бензилимидазолин–гидрохлорид —, 10 мг тразентин–гексагидродифенилацетилдиэтиламиноэтанол. гидрохлорида, 20 мг фенилэтилбарбитуровой кислоты)

2.

тюбик, как я уже сказал, тюбик зубной пасты весь опустошён, раздавлен и, скажем так, произвольно деформируем, туалетная вода, расчёска, комод, мыло, мыльная вода в раковине.

3.

не стоит забывать про бутылки и бутылочки! на столе, так же как и под кроватью, так же как и за шторой, и даже на сундуке! я — любитель пустой посуды! усохший осадок на бутылочном дне, накипь, медный купорос.

4.

далее — стул, скатерть, чернильница, стальные перья, пробирки, бумаги, образцы, препараты, насекомые, карандаши («штедлер марс люмограф ТМ 2886»), мел, микроскоп, книги

5.

и потом ещё ножницы, сетка для волос (!), лента для бороды (!), нижнее бельё, рубашки, очки, футляр для очков, носовой платок

6.

одну житан. сколько времени. глазные веки играют в свою игру. ботинок. он лежит на полу, запрокинувшись. у меня, кстати, всего две пары носков. медбрат надо мной ходит из угла в угол. жидкость стоит в отопительных трубах. пометка на катушке с нитками. и кофейная мельница, в особенности имеется в виду — вращательный рычаг!

я выскальзываю на улицу. на ладонь падает капля дождя. быть воспринимаемым — агония этого. я наблюдаю глаз. странный солнечный шарик. иннервация мерцательной мышцы… какова площадь радужной оболочки, если площадь зрачка принять за ноль? 5 см>2? я останавливаюсь перед витриной рыбного магазина, разглядываю плоские кружки рыбьих глаз. темной тенью я выныриваю в рыбьих мозгах.

прогуливаясь дальше, я подхожу к людям вплотную, чтобы наблюдать сокращения их зрачков. люди — лишь одушевлённые штативы для передвижения глазных яблок.



вечером я возвращаюсь к сeбe в комнату. шляпа падает с головы, и я спотыкаюсь об неё. потом я подхожу к зеркалу, вырываю несколько волосков из бороды… розовый эпидермис, ногти, щетина… конгломераты моего я.



плюх! мой мозг вываливается из головы! я ни капельки не удивлён, нисколько не шокирован! я рассматриваю свои granulationes arachnoidales[16]и разветвления a. meningea media [17] восхитительная бестактность!!



однажды мне повстречался старик, не помню точно, когда, или это я ему повстречался, да он мог быть и мной самим. я ничего против него не имел, и тем не менее, у меня было непреодолимое желание совершить над ним насилие. есть что–то художественное в том, чтобы повалить старика на пол, тайное произведение искусства, скрытый поэтический акт. и однажды я подсматривал за неким стариком через замочную скважину в его двери. я стоял на сквозняке в холодном коридоре. только часть его была освещена рассеянным светом. я же стоял в абсолютной темноте. в квартире старика не было света. смеркалось, на сундуке лежали грязные рубашки. я наблюдал за тем, как старик бессмысленно слонялся по комнате. он искал свои очки. я их видел. они лежали на столе, полуприкрытые газетой. я неотрывно смотрел на них, в то время как он их искал. мне было страшно, что–то угрожающее исходило от него, я даже содрогался внутренне от ужаса. мне не было видно всего помещения, только столько, сколько позволяла скважина. он мог, к примеру, без помех подобраться к двери, мог давно меня заметить, мог уже некоторое время просто ломать комедию передо мной, чтобы усыпить мою бдительность; и кроме того, я должен был оставаться настороже, потому что не хотел быть обнаруженным за этим занятием. к малейшему шороху я прислушивался с опаской. я пугался самого себя, своего собственного тела. я поедал глазами каждый предмет, видимый сквозь замочную скважину, и размышлял о том, какое значение приобрела бы та или иная вещь вследствие убийства. вызвала бы чьё–то возмущение или натолкнулась на равнодушие? ужас? отвращение? была бы уничтожена? оставлена валяться на полу? или безучастно продолжила бы существовать в неизменяемой вещественности? что случилось бы со стулом? или шляпой, висящей на крючке? повис ли бы криво календарь? в продолжение нескольких минут я боролся с искушением заговорить со стариком, заглянуть ему в глаза, вызвать в нём ответную реакцию. наконец, я вырвался оттуда. я и зашёл–то в тот дом случайно, непреднамеренно, без умысла. позыв войти овладел мной прямо перед табличкой на двери, может быть, этот позыв из самой таблички и исходил, во всяком случае, теперь я уже не был в состоянии сказать, что вообще меня толкнуло выбрать этот самый дом; я оказался снова на улице. весь день я использовал разные средства передвижения, чтобы замести следы. суть вещей изменялась. людские взгляды приобретали новый смысл. несколько раз я насладился манией преследования. я купил себе старую бамбуковую трость. у меня возникло желание изменить вместе с наружностью своё внутреннее содержание. мне захотелось отрастить усы. а через несколько часов я спрятал трость за какой–то входной дверью, чтобы случайно не выдать себя. я не решался снова взять трость в руки. я держал под контролем экстравагантность cвоего поведения. была зима. я охотился сам на себя. я на полном серьёзе обдумывал, не отправиться ли мне на поиски необычной ситуации, в которой я СМОГ БЫ ОЩУТИТЬ РЕАЛЬНОСТЬ! я сделал кое–какие предварительные расчёты на клочке бумаги, зашёл в общественный туалет и заперся в кабинке. внезапно я заметил, как в щель между моей и соседней кабинкой вползает большой чёрный ботинок. я замер, я не решался издать ни звука. это был большой, чёрный ботинок. он был похож на животное. я представил себе, что это огромная бактерия заползла ко мне в кабинку. я встал, выскользнул за дверь, бесшумно, чтобы не дать повода для подозрений. мужчина в домотканине поднимался передо мной вверх по лестнице. он был мне незнаком, и, тем не менее, я с ним поздоровался, только представить себе, я избегал поводов для подозрений, и при этом — я поздоровался с ним! я спросил его, как пройти на некую улицу, и излишне горячо поблагодарил. я чувствовал, что у меня внутри головы буквально лило, как из ведра, и ливень слов щекотал подкорку. я был уверен в том, что меня ищут. меня искали, медленно подбирались ко мне. мысленно я повторил весь свой путь с точностью до шага, снова прошёл по каждому коридору, где я отдыхал. меня ещё не нашли, ещё ничего нельзя было сказать определённо, и даже если бы уже предполагалось, что я — это тот, кого им надо, то что, в конце концов, это доказывало?


Еще от автора Герхард Рот
Тихий океан

Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..


Начало первой мировой войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Ирина

Устои строгого воспитания главной героини легко рушатся перед целеустремленным обаянием многоопытного морского офицера… Нечаянные лесбийские утехи, проблемы, порожденные необузданной страстью мужа и встречи с бывшим однокурсником – записным ловеласом, пробуждают потаенную эротическую сущность Ирины. Сущность эта, то возвышая, то роняя, непростыми путями ведет ее к жизненному успеху. Но слом «советской эпохи» и, захлестнувший страну криминал, диктуют свои, уже совсем другие условия выживания, которые во всей полноте раскрывают реальную неоднозначность героев романа.


Батурино – гнездо родное

Посвящается священническому роду Капустиных, об Архимандрите Антонине (Капустина) один из рода Капустиных, основателей и служителей Батуринского Преображенского храма. На пороге 200-летнего юбилея архимандрита Антонина очень хочется как можно больше, глубже раскрывать его для широкой публики. Архимандрит Антонин, известен всему миру и пришло время, чтобы и о нем, дорогом для меня, великом батюшке-подвижнике, узнали и у нас на родине – в России-матушке. Узнали бы, удивились, поклонялись с почтением и полюбили.


Семейная трагедия

Дрессировка и воспитание это две разницы!Дрессировке поддается любое животное, наделенное инстинктом.Воспитанию же подлежит только человек, которому Бог даровал разум.Легко воспитывать понятливого человека, умеющего анализировать и управлять своими эмоциями.И наоборот – трудно воспитывать человека, не способного владеть собой.Эта книга посвящена сложной теме воспитания людей.


Рисунок с уменьшением на тридцать лет

Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.


Квон-Кхим-Го

Как зародилось и обрело силу, наука техникой, тактикой и стратегии на войне?Книга Квон-Кхим-Го, захватывает корень возникновения и смысл единой тщетной борьбы Хо-с-рек!Сценарий переполнен закономерностью жизни королей, их воли и влияния, причины раздора борьбы добра и зла.Чуткая любовь к родине, уважение к простым людям, отвага и бесстрашие, верная взаимная любовь, дают большее – жить для людей.Боевое искусство Хо-с-рек, находит последователей с чистыми помыслами, жизнью бесстрашия, не отворачиваясь от причин.Сценарий не подтверждён, но похожи мотивы.Ничего не бывает просто так, огонёк непрестанно зовёт.Нет ничего выше доблести, множить добро.


Выбор, или Герой не нашего времени

Установленный в России начиная с 1991 года господином Ельциным единоличный режим правления страной, лишивший граждан основных экономических, а также социальных прав и свобод, приобрел черты, характерные для организованного преступного сообщества.Причины этого явления и его последствия можно понять, проследив на страницах романа «Выбор» историю простых граждан нашей страны на отрезке времени с 1989-го по 1996 год.Воспитанные советским режимом в духе коллективизма граждане и в мыслях не допускали, что средства массовой информации, подконтрольные государству, могут бесстыдно лгать.В таких условиях простому человеку надлежало сделать свой выбор: остаться приверженным идеалам добра и справедливости или пополнить новоявленную стаю, где «человек человеку – волк».