Австрийские фрукты - [8]

Глава 4

Далеко они, правда, не убежали.

Сначала Танька почувствовала, что ногам ее как-то неловко, и, глянув вниз, увидела, что ремешок проклятый все-таки лопнул и бежит она уже в одной босоножке. Но это бы еще ничего – хуже, что спутник ее стал все чаще спотыкаться и замедлил бег.

– Навязался на мою голову! – в отчаянии воскликнула Танька, когда он в конце концов совсем остановился, прислонился к стене дома и сполз по ней так, будто его и правда расстреляли.

Что с ним делать, непонятно. Сидит на асфальте с закрытыми глазами, но вроде в сознании – дышит тяжело и прерывисто.

Танька присела перед ним на корточки, потрясла его за плечо и попросила:

– Побежали, а? Они ж передумают и догонят.

По уму, надо было не его уговаривать, а самой мчаться во весь дух куда ноги несут. Но она не могла этого сделать. Не его не могла оставить, а, наоборот, сама боялась остаться без него. Даже непонятно, почему так: помощи от сидящего никакой, обуза только, но оторваться от него страшно. Надо же! Когда висела на стволе автомата, никакого страха не было, а те– перь вот…

На ее просьбу он не ответил.

– Ты умираешь, что ли? – всхлипнула Танька.

Он молчал. Потом наконец хрипло проговорил:

– Нет.

– Тогда вставай! – встрепенулась она.

Он попытался подняться. Вздулась жила на высоком лбу, даже под кровяными разводами было видно. Но ничего у него не получилось – рука, упиравшаяся в асфальт, подломилась, и он завалился на бок. От этого Таньке стало совсем страшно, и она заревела в голос.

– Что ты?.. – пробормотал он.

Глаза у него наконец открылись. Левый, правда, не очень-то, потому что заплыл кровью, но правый смотрел не мутно, а с соображением.

– Бою-усь!.. – выла Танька. – Я бою-усь! Не умирай!

– Не умру. – Это он произнес хоть и хрипло, но уже твердо. Танька как по команде перестала выть. – Не умру, – повторил он. – Но идти пока не могу.

– Я тебя не дотащу, – предупредила Танька.

– О тебе речи нет. Надо позвонить. Жетон для телефона есть?

– Не-а.

– Ч-черт…

– Да ладно – жетон! – воскликнула Танька. – Ты скажи, куда звонить! Номер скажи.

– Запиши, – сказал он.

– Чем? – хмыкнула Танька. – Пальцем? И так запомню.

Откуда она собирается звонить, он не спросил – продиктовал телефонный номер, и Танька сорвалась с места.

Хоть от дома-книжки бежали во весь дух, она краем глаза приметила по дороге какое-то кафе, к нему теперь и вернулась. Оказалось, это сосисочная. Она была закрыта, но Танька так заколотила в дверь кулаками, что открыли ей через пару минут.

– Чего ломишься? – настороженно спросила тетка.

Она была толстая и стояла на пороге так, что мимо нее мышь не проскочила бы. Но Танька не мышь.

– Теть! – пронзительно крикнула она. – Я от мамы потерялась!

– И что?

– Дайте папе позвонить! – заканючила Танька. – Он приедет и меня отсюда заберет.

Тетка не сдвинулась ни на сантиметр, но Танька нюхом почуяла, что она заколебалась, поэтому для верности прибавила звук и заныла на одной высокой ноте:

– Те-еть!.. Я только два слова скажу! Только куда папе ехать!

– Раз знаешь, куда ехать, почему сама домой не идешь?

«Вот сволочь! – подумала Танька. – Тебе-то какое дело?»

А вслух сказала:

– Босоножку потеряла потому что.

И задрала ногу в сползшем, грязном, до дыры протершемся об асфальт гольфе.

Тетка молча отступила на полшага в сторону, и Танька юркнула в дверь.

До подсобки, где стоял телефон, тетка шла за ней по пятам. И стояла рядом, пока Танька звонила. Боялась, конечно, как бы девчонка чего не сперла. Ну и правильно, Танька тоже на ее месте боялась бы.

– Здрасте, – быстро проговорила она в трубку. – Это Егор или Нина? Я от вашего друга звоню. От Левертова. Ему стало плохо на Калининском проспекте, и он просит, чтобы вы за ним срочно приехали. В Малый Николопесковский переулок. Он на земле там сидит возле дома три.

– Вот паршивка! – хмыкнула тетка. – А говорила, папе позвонишь!

Она даже потянулась к телефону – может, хотела нажать на рычаг, – но Танька схватила аппарат, отпрыгнула в сторону и поспешно проговорила:

– Приезжайте быстрее, ему очень плохо!

Из трубки еще неслись какие-то встревоженные вопросы, но Танька уже поставила телефон обратно на стол. Все равно ей нечего было на эти вопросы отвечать – что знала, все сказала.

– Спасибо, теть, – с нахальной улыбкой сказала она. – Я пойду.

– Босая, что ли? На, хоть пакет на ногу надень.

На пакете, который тетка ей протянула, улыбался кот Леопольд и было написано: «Ребята, давайте жить дружно». Танька сунула ногу в пакет, обвязала его под коленом шпагатом, который тетка ей тоже дала, и вышмыгнула из подсобки.

Вернувшись в Малый Николопесковский переулок, Танька уселась на асфальт под стеной дома номер три. Спутник ее был в том же положении, в каком она его оставила. Танька этому обрадовалась. Мало ли что могло случиться, пока она препиралась с теткой! Недалеко они с ним, с таким, убежали, чуть за дома свернули только, а крики с Калининского проспекта доносятся по-прежнему, и не только крики, но и грохот, и выстрелы.

Они сидели рядом у стенки и молчали. Ему говорить, похоже, было трудно, а ей не о чем. Да и силы из нее как-то вдруг выдулись, и стала она какая-то вся тяжелая, как воздушный шарик, в который вместо легкого газа насыпали песок. Ни пошевелиться не могла, ни решить, что делать дальше.